В начале 1930-х экономика Франции еще не восстановилась от последствий кризиса. Обвал внезапным и мощным. В 1929 и 1930 гг. эпоха «процветания Пуанкаре» казалась еще прочной. Бюджет был доходным, промышленность росла, безработицы почти не было. В 1929 году она составила всего 812 чел., к декабрю 1930 г., правда, она выросла многократно, достигнув 11 952 чел. Но худшее началось в 1931 году. Уже в 1932 г. уровень промышленного производства равнялся 69% от уровня 1929 года. В декабре 1932 года в стране насчитывалось 277 тыс. безработных, через два года их число достигло 412 тыс. чел. Действительный уровень безработицы был гораздо выше и достигал почти 1 млн. чел. — 10% работоспособных мужчин. Кризисные явления охватили и сельское хозяйство — падали цены на пшеницу и вино, разорялись фермеры, владельцы мелких кафе и ресторанов и т.п. Постоянно рос дефицит бюджета Республики. В 1930-1931 гг. он составил 2,638 млрд. франков, в 1931-1932 — 5,508 млрд. франков.
В июне 1932 года на конференции в Лозанне по вопросам о репарациях Германии было принято решение о том, что они будут приостановлены. Канцлер фон Папен заявил о том, что состояние германских финансов совершенно исключает возможность таких выплат. Премьер-министр Великобритании Макдональд предложил увязать проблему выплаты военных долгов США Францией и Великобританией с выплатой репараций Германией. Берлин должен был выплатить Франции 359,5 млн., Англии – 66,9 и Италии 35,7 млн. рейхсмарок. Споры вызывала и общая сумма репарационного долга. Папен предлагал 2 млрд. золотых марок, Эррио настаивал на 4 млрд., Макдональд предложил остановиться на 3 млрд. Папен согласился «с тяжелым сердцем», но деньги временно не поступали. Шлейхер и Гитлер не заплатили ничего. 13 декабря 1932 года Франция была вынуждена приостановить выплату непосильных долгов Америке. Основанием был отказ Германии от выплаты репараций, который поддержали США.
В случае, если бы все осталось без изменений, то для покрытия долга Франция должна была вносить ежегодные выплаты вплоть до 1988 года. Эррио заявил, что его страна уже заплатила все свои долги кровью, потеряв 1 396 000 чел., в то время как США – только 50 тыс. чел. «Вы Шейлоки.» - Обратился к американцам французский премьер, на что получил ответ, что долг есть долг и принятая в международной практике мораль предполагает, что он будет возвращен. Французские политики начали разговаривать с американскими почти также, как 10 лет назад с представителями Антанты говорил Чичерин, получая при этом такие же ответы.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
В это время министр иностранных дел Франции в Жозеф Поль-Бонкур стал большим сторонником соглашения с Италией. До 1932 года Бонкур был членом Социалистической партии, которая враждебно относилась к фашистскому режиму. При обсуждении вопроса о соглашении с режимом дуче в палате представителей один из социалистов крикнул – «Маттеотти!». Бонкур при обсуждении назвал Муссолини «карнавальным Цезарем», что тот, разумеется, не намерен был предавать забвению. Личные обиды мешали сближению Средиземноморских держав для противостояния и Германии, и США, о чем любил говорить глава МИД Франции. Бонкур назначил своего сторонника и старого друга Анри де Жувенеля послом в Рим. Тот сразу же предложил пойти на уступки по традиционно чувствительным для южного соседа вопросам: обсудить статус итальянцев в Тунисе, пойти на уступки в вопросе об определении границ Ливии, колониальный вопрос и Абиссиния. Последняя страна была членом Лиги Наций, но представитель Франции был готов обсудить и вопрос о её будущем. На пути всеобъемлющего соглашения стали плохие отношения между Италией и союзником Франции Югославией. Переговоры затянулись, а в начале 1933 года в Германии к власти пришли нацисты.
Их внешнеполитическая программа была неоднократно и публично изложена Гитлером. 30 января он стал рейхсканцлером. Накануне этого вождь выступил в нацистской прессе с программной статьей о необходимости борьбы с большевизмом. Одновременно последовал ряд интервью о необходимости ревизии условий Версальского договора путем установления соглашений с ведущими странами Европы. В Берлине говорили о том, что будущее Германии – на Востоке. 6 февраля 1933 года советская делегация на переговорах о разоружении в Женеве предложила подписать соглашение об определении агрессии. Это был способ установить признанные правила в случае факта агрессии и попытка мобилизовать общественное мнение Европы. Конференция быстро и уверенно зашла в тупик. Макдональд, находившийся в Женеве, 16 марта провел переговоры с Эдуардом Даладье. Главы правительств Великобритании и Франции, понимая, что переговоры закончатся провалом, пришли к выводу о необходимости соглашения, причем, как это отмечал Макдональд к неудовольствию своего французского коллеги, с обязательным участием в нем Германии.
Тем временем Муссолини считал необходимым расширить границы уже ведущегося франко-итальянского диалога. Уже 15 марта он тайно сообщил о своих планах в Берлин, где они были одобрены Гитлером. 17 марта 1933 г. на заседании Большого Фашистского Совета дуче предложил пересмотреть послевоенное устройство Европы, установив во главе его директорат из четырех Великих Держав: Италии, Англии, Франции и Германии. Это предложение нашло понимание в Лондоне, или, точнее – в Женеве. После провала переговоров на конференции по разоружению Макдональд отправился в Рим. Уже 18 марта он прибыл в итальянскую столицу, где вместе с Муссолини они составили проект «Пакта четырех» - англо-франко-итало-германского соглашения. Оно предусматривало возможность ревизии границ на востоке Европы при условии признания права на вооружение жертв Версаля и прежде всего Германии.
23 марта британский премьер отчитался в Палате общин о поездке – он требовал признания за Германией равенства в вооружениях и права на пересмотр договоров в соответствии со статьей 19 Устава Лиги Наций. Разумеется, все это должно было быть сделано во имя сохранения мира в Европе. Подобная цель была понятной и приемлемой для политического сообщества. 7 июня в Риме начались четырехсторонние переговоры. Возникла перспектива соглашения между Берлином, Лондоном, Парижем и Римом за счет кого-либо иного. Перспектива для занятия этого места не радовала никого. Другие страны к англо-франко-германскому тетралогу не приглашались. В сложившейся обстановке стала возможной поддержка проекта советской дипломатии от 6 февраля многими партнерами и союзниками Франции.
3 июля 1933 г. по инициативе СССР была подписана Конвенция об определении агрессии. Кроме Советского Союза её подписали Латвия, Эстония, Финляндия, Румыния, Турция, Персия и Афганистан. Статья 2 Конвенции давала и определение агрессора: «Государство, которое первое совершит одно из следующих действий: 1. Объявление войны другому Государству; 2. Вторжение своих вооруженных сил, хотя бы без объявления войны, на территорию другого Государства; 3. Нападение своими сухопутными, морскими пли воздушными силами, хотя бы без объявления войны, на территорию, на суда или на воздушные суда другого Государства: 4. Морскую блокаду берегов или портов другого Государства; 5. Поддержку, оказанную вооруженным бандам, которые, будучи образованными на его территории, вторгнутся на территорию другого Государства, или отказ, несмотря на требование Государства, подвергшегося вторжению, принять, на своей собственной территории, все зависящие от него меры для лишения названных банд всякой помощи или покровительства.»
15 июля 1933 года был заключен «Пакт четырех» - соглашение между Англией, Францией, Германией и Италией. Предполагалась возможность изменения ограничения вооружений Германии, Австрии, Венгрии и Болгарии, а также исправления политических реалий в восточной Европе. Поль-Бонкур был счастлив – по его мнению, это было начало «чего-то действительно великого». Практически все члены правительства разделяли эту точку зрения и поздравляли Жувенеля с большим успехом. Поддержал соглашение и Даладье, впрочем, уже в ноябре ему пришлось подать в отставку. Весьма острой и быстрой была реакция восточных союзников Франции, и прежде всего Польши, Чехословакии и Румынии. Глава МИД Великобритании в Женеве пытался успокоить представителей стран Малой Антанты в Лиге Наций, но без особого успеха. Бенеш заявил французскому представителю в Праге, что «пакт четырех» был смешным соглашением, а страны Малой Антанты намерены противиться ему всеми силами. Эту позицию поддержали и Титулеску, и Бек, и Кемаль.
Следует отметить, что Франция находилась в затяжном кризисе. Вдобавок в конце 1933 — начале 1934 гг. страну потряс гигантский финансовый и политический скандал, он был вызван разоблачениями связи некоторых видных политиков с финансовым аферистом Александром Стависки. Он родился в Киеве в бедной еврейской семье и ребенком вместе с родителями переехал в Париж. Стависки был неоднократно осужден за разные махинации. Внук циркача и сын дантиста, он выдавал себя за аристократа и занимался спекуляциями с ценными бумагами. 3 января 1934 года правая газета «L’Action Franciase» опубликовала два письма министра колоний Альбера Далимье, который в 1932 году занимал пост министра труда. В качестве последнего он рекомендовал страховым кампаниям и инвестиционным группам покупать ценные бумаги, распространяемые Стависким. 8 января Далимье подал в отставку. В тот же день при невыясненных обстоятельствах погиб Стависки. По версии полиции, 8 января 1934 г. он покончил с жизнью при попытке ареста. Его вдова и служанка утверждали, что его застрелили жандармы.
Разумеется, Стависки был не первым проходимцем в истории Франции, надувавшим доверчивых вкладчиков, но такого вовлечения политиков в темные финансовые махинации Третья республика еще не знала. 9 января «L’Action Francaise» призвала парижан выходить на улицы с протестом. В этот день на улицы вышло около 2 тыс. чел. Они попытались захватить Бурбонский дворец – здание Национальной Ассамблеи, но эта попытка была отбита полицией. 11 января «L’Action Francaise» призвала к борьбе «против грабителей» - подразумевались парламентарии и члены правительства. 11, 22, 23 и 27 января на улицы Парижа вновь выходили протестующие, причем с каждым разом их становилось все больше, а столкновения с полицией приобретали все более жесткий характер. 27 января 1934 г. правительство Камилла Шотана вынуждено было подать в отставку. Новое правительство, уже пятое правительство за 20 месяцев, сформировал Даладье. Во Франции развернулась активная борьба против договора. Внешнеполитические эксперименты Бонкура не были популярны. Новому премьеру приходилось принять критику за действия МИДа, которые, кстати, он поддерживал.
Кризис республики привел к активизации ультраправых. Еще в 1927 году возникло ветеранское движение Les Croix de Feu («Огненные кресты»), которое возглавил Морис Ано, выступавший в прессе под псевдонимом д’Артуа. Движение явно копировало опыт итальянских фашистов, оно финансировалось крупным предпринимателем Франсуа Коти, парфюмером и владельцем газеты «Le Figaro». С 1929 г. «Огненные кресты» возглавил подполковник в отставке Франсуа де Ля Рокк, ярый антикоммунист, участник советско-польской войны. Кризис добавил движению популярности. В 1931 г. в организации состояло 15 тыс. чел., в конце 1932 г. – уже 80 тыс. чел., в 1934 г. – 150 тыс. чел. «Огненные кресты» активно выступили во время событий 5-6 февраля 1934 г.
Здесь их встретила выстрелами полиция и караулы гвардейцев. Было сделано 527 выстрелов из револьверов и пистолетов. Но в тот же день против них выступили самые разные политические силы и прежде всего рабочие. Фашистам пришлось отступить. Из примерно 40 тыс. демонстрантов было убито 14 чел., еще 2 умерло от ран на следующий день, около 655 чел. было ранено. Полиция жандармы потеряли 1 убитого и 1664 раненых. 7 февраля улицы столицы вновь стала контролировать полиция. Но на этом дело не закончилось. «Скандальное дело Ставиского и недавние патетические события, — отмечал русский эмигрант, — всколыхнули всю Францию».
Под влиянием фашистской опасности стала формироваться идея объединения левых партий и движений для спасения Республики и преодоления экономического кризиса. Даладье вынужден был подать в отставку, кабинет сформировал Гастон Думерг. Изменения затронули и внешнеполитический курс Парижа. Сменивший Бонкура на посту главы МИД Барту, сторонник интервенции в годы Гражданской войны 1918-1920 гг., не был ограничен своими старыми политическими пристрастиями. После 1933 г. он был решительно настроен в пользу сотрудничества с Москвой. В 71 год министр умел понимать необходимость перемен. Это качество создавало ему немало врагов во Франции, где он стал мишенью для правой прессы. Будучи реалистом, он умел спокойно относиться и к этому.
Новый глава МИД был интеллектуалом, знатоком музыки, исследователем французской литературы, страстным библиофилом, обладателем богатейшей во Франции коллекции эротической литературы. Впрочем, определяющим для министра было другое его качество. «Барту никогда не смотрел назад; прошлое интересовало его только как материал для историка, а не для политика, — отмечал советский публицист, работавший под псевдонимом Н. Корнев. — Как политик он всегда смотрел вперед и видел далеко в даль». Первая же попытка Иоахима фон Риббентропа завязать доверительный контакт с ним в 1933 году закончилась неудачей. На утверждение Риббентропа о том, что «Mein Kampf» написана в определенных исторических условиях и не имеет отношения к современности последовал вопрос о том, для чего тогда она так часто переиздается. Для Барту Германия была врагом, и при том врагом очевидным, а безопасность Франции – главной целью. Умение признавать очевидность фактов и стойкость в отстаивании своей позиции были сильными качествами министра, и, наверное, верным было определение, данное ему Корневым, — он «был одним из самых стойких французских политиков». Титулеску, как и его французский коллега, опасался перемен, происходивших в Германии. Эта линия вполне соответствовала желаниям руководства Советского Союза и партии.
«Пакт четырех» продемонстрировал возможность опасных перемен на востоке Европы с санкции сильнейших Держав запада континента. 19 декабря 1933 года ЦК ВКП (б) принял решение о борьбе за коллективную безопасность в Европе: «1) СССР согласен на известных условиях вступить в Лигу наций; 2) СССР не возражает против того, чтобы в рамках Лиги наций заключить региональное соглашение о взаимной защите от агрессии со стороны Германии; 3) СССР согласен на участие в этом соглашении Бельгии, Франции, Чехословакии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии или некоторых из этих стран, но с обязательным участием Франции и Польши». Условия вступления в Лигу Наций были таковы: а) СССР имеет серьезные возражения против 12 и 13 статей Статута Лиги, предусматривающих обязательное третейское разбирательство конфликта. Идя навстречу предложению Франции, СССР согласен, однако, снять эти возражения, если ему будет разрешено при вступлении в Лигу сделать оговорку о том, что арбитраж для него обязателен будет лишь по спорам, которые возникнут из конфликтов, событий и действий после вступления Союза в Лигу; б) Исключить вторую часть 1-го пункта ст. 12, санкционирующей войну для разрешения международных споров; в) Исключить ст. 22, дающую право на мандатное управление чужими территориями, не настаивая на обратном действии исключения этого пункта, т.е. на отмене существующих мандатов; г) Включить в ст. 23 пункт об обязательности для всех членов Лиги расового и национального равноправия.
В своем выступлении о международном положении страны 29 декабря 1933 г. Председатель Совета Народных комиссаров В.М. Молотов заявил о том, что период дружбы с Веймарской республикой ушел в прошлое: «Одно для нас ясно — до последнего времени дружественные отношения между СССР и Германией покоились на базе их стремления к миру и развитию экономических отношений. Этим принципам мы полностью остаемся верны и теперь. Только в проведении их мы видим силу политического и экономического сотрудничества СССР и Германии, сотрудничества в интересах обеих стран и всеобщего мира. С другой стороны, политика идеологов воинствующего национализма, вроде Розенберга и других, прямо этому противоположна». На следующий день на сессии ЦИК М.М. Литвинов дал категорические оценки изменениям — «Эра буржуазного пацифизма кончилась». Он сделал из случившегося вывод: «Обеспечение мира — основная задача нашей дипломатии» и т.д. Гарантией обеспечения мира должен был стать общеевропейский договор.
В отличие от «пакта четырех» предлагалась система коллективной безопасности или «Восточный пакт», который мог дать гарантии защиты от германской агрессии. Реакция Чехословакии на советские предложения была положительной, но, как оказалось впоследствии, неоднозначной. С начала 1934 года Прага решила окончательно признать Советский Союз de jure. Правда, власти республики попытались получить для себя определенные преференции в новой версии торгового договора, но ничего из этого не получилось. Реакция Москвы была категоричной. 17 марта 1934 года представитель СССР в республике получил телеграмму: «Чехословацкое правительство хочет получить от нас компенсацию за неизбежное уже восстановление дипломатических отношений… Мы же, конечно, ничего за признание СССР Чехословакией платить не хотим и не станем». 9 июня эти отношения были установлены по формуле НКИД.
Что касается внешнеполитического курса Праги, то с одной стороны она была заинтересована в сохранении status quo в Центральной и Юго-Восточной Европе, с другой — полностью координировала линию своего поведения с Францией, с которой её связывал гарантийный союзный договор от 16 октября 1925 года. В начале 1934 года Барту выдвинул план «восточного Локарно» — создание системы коллективной безопасности. Без сомнения, его подстегивали опасения быстро растущей силы Вооруженных сил Германии. По оценкам маршала Филиппа Петэна, вместе с резервистами и военизированными подразделениями они уже достигали 1 млн. чел. Представитель Гитлера пытался убедить французского министра совершить поездку в Берлин перед объездом столиц Восточной Европы — тщетно.
Надежда на коллективную безопасность предполагала необходимость и возможность консенсуса. «Это могло быть намерением, — вспоминал позже Антони Иден (в тот момент — лорд-хранитель королевской печати), — но оно так никогда не было реализовано, Польша не хотела принимать в этом участия». Действительно, этот план с самого начала встретил сопротивление в Варшаве. Там прозвучал традиционный клич польского политического самоубийства — «Nie pozwalam!». Как всегда, он был основан на политическом нарциссизме и, следовательно, на переоценке собственных возможностей. Перед отъездом в Польшу на переговоры Барту признался: «Я весьма опасаюсь, что эти господа в Варшаве в сущности предпочитают немцев русским, но тем не менее я намереваюсь открыто поговорить с маршалом Пилсудским о восточном Локарно!» Разговор не состоялся.
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):