Советско-румынские отношения в 1930-е годы

В связи с резким изменением международного положения в начале 1930-х годов советской дипломатией была предпринята новая попытка договориться с Бухарестом. Еще осенью 1931 года стало ясно, что бессарабский вопрос не только мешает нормализации отношений с Румынией, но и препятствует договору с Польшей. В ноябре польская дипломатия ясно увязала свою позицию по договору о ненападении с заключением аналогичного пакта с другими соседними с СССР государствами. Литвинов отказался принять эту логику, отметив, что с Бухарестом у Москвы нет дипломатических отношений, но есть территориальный спор. В начале декабря 1931 года советский полпред Я.З. Суриц и румынский посол в Турции И. Карп установили контакт для того, чтобы выяснить, возможно ли обсуждение договора о ненападении.

Бухарест согласился, но переговоры были перенесены в Ригу. Был составлен проект договора по стандартной форме, предусматривающий возможность денонсации договора в случае «акта насилия по отношению к третьему государству» (Статья 2). Однако наличие территориального спора между странами стало непроходимым препятствием на пути превращения проекта в договор. Правительство Румынии явно хотело сохранить свободу от обязательств в случае советско-польского конфликта, да и за основу проекта оно выбрало договор, заключенный между СССР и Польшей. Инструкция МИД королевства предусматривала уход даже от упоминания Бессарабии. Переговоры шли с трудом и именно по причине наличия проблемы, о которой запрещалось упоминать представителю румынской стороны.

Представители Бухареста, следуя инструкциям своего правительства, фактически взяли курс на срыв переговоров. Они категорически отказывались от включения в договор положения о непризнании решения «территориальных или иных споров» насильственным путем и требовали признания существующей советско-румынской границы de jure. Требования Румынии, исключавшие возможность урегулирования существовавших серьезных противоречий, были признаны неприемлемыми для Советского Союза главой НКИДа. Обсуждение возможных условий соглашения продолжились, но без успеха. В конечном итоге переговоры завершились провалом. Ответственность за это была взвалена румынскими дипломатами на их советских партнеров.

Во время переговоров 1932 года посол Румынии в Англии и её представитель в Лиге Наций Николае Титулеску в качестве протеста против заключения договора подал в отставку и тем в немалой степени способствовал их окончательному неуспеху. Советская точка зрения на бессарабский вопрос для него была абсолютно неприемлема, а надежды на возможное совместное выступление против Советского Союза европейских государств и Японии в 1932 году усилили иллюзии относительно особой роли Румынии и её союзника — Польши — в борьбе против Москвы. Сильным ударом по этим расчетам стали заключение, а затем и ратификация советско-польского договора о ненападении. Тяжелые испытания для Румынии продолжились: советско-французское сближение, установление дипломатических отношений между Советским Союзом и США — все это сказалось на политике Бухареста, где все же наметилось усиление позиций сторонников нормализации отношений с СССР. Несколько смягчило состояние дел присоединение Румынии к договору об определении агрессии 3 июля 1933 г. (вместе с Эстонией, Латвией, Польшей, Турцией, Персией и Афганистаном).

К этому времени Титулеску уже возглавил МИД. Во время своего визита в столицу Польши в октябре 1933 года, Титулеску посетил здание посольства СССР в этой стране для того, чтобы вручить советскому полпреду В.А. Антонову-Овсеенко грамоту о присоединении его страны к конвенции об определении агрессии. Румынская дипломатия все более явно давала понять, что она готова пойти на установление дипломатических отношений с восточным соседом, что, очевидно, снимало одну из последних проблем такого рода на западной границе СССР. Теперь Титулеску поддерживал политику коллективной безопасности и потому был сторонником заключения договора о ненападении с СССР. Он ориентировался на линию, которой придерживался глава МИД Франции Луи Барту. Тот был категорическим противником перевооружения Германии. Это, конечно, не означало окончательного решения вопроса о выборе внешнеполитического курса Румынии. И сам Титулеску, и Кароль II старались лавировать между Парижем и Берлином.

В 1933-1934 гг. на многочисленных конференциях Малой Антанты (Югославия, Румыния и Чехословакия) неоднократно высказывалась мысль о недопустимости ревизии наследия Мировой войны. Таковая опасность могла исходить от Германии, Венгрии и Болгарии. Для каждого из участников союза были важны собственные противники. Бухарест был заинтересован в снижении уровня противостояния с Москвой, чтобы иметь возможность эффективно выполнить свои союзнические обязательства. 22 января 1934 года на сессии Постоянного Совета Малой Антанты в Загребе по инициативе Титулеску было принято следующее решение: «Три министра иностранных дел договорились, при условии что их решение не будет предано гласности, что для трех государств Малой Антанты наступило время возобновить нормальные отношения с СССР, как только будут выполнены политические и дипломатические условия, выдвинутые в интересах каждой из трех стран». Причина перемен во внешнеполитическом курсе этих стран была ясна — рост германской военной мощи вызывал опасения и в Белграде, и в Праге, и в Бухаресте. Эти опасения были разными, но в целом все сильнее становилось понимание необходимости нормализации отношений с Советским Союзом для безопасности. Титулеску был сторонником такой политики, за что подвергался критике в своей стране со стороны ультраправых.

Экономическое положение Румынии к середине 1930-х явно улучшалось. В 1932-1934 гг. начался рост промышленности, страна уверенно вышла из периода кризиса. К концу 1930-х годов выплавка стали выросла со 143 до 227 тыс. тонн, повысился уровень энерговооруженности промышленности, добыча нефти выросла с 4,2 млн. тонн в 1928 году до 8,7 млн. тонн в 1936 году. Проблемным оставался аграрный вопрос — более 1 млн. крестьян было безземельными. Эта категория людей стала предметом особого влияния местных нацистов, чьи простые лозунги (напр., «Каждому крестьянину — полгектара земли») казались многим привлекательными. Авторитет и численность «железногвардейцев» росли. С 1933 года, явно под впечатлением успехов нацистов в Германии, они развернули настоящий террор.

Внешнеполитический департамент НСДАП во главе с Альфредом Розенбергом активизировал контакты со своими единомышленниками в Румынии. Одной из задач, которые ставил перед собой Розенберг, была политическая изоляция Титулеску и исключение его из правительства. «Железногвардейцы» организовали многочисленные демонстрации против внешнеполитической ориентации на Францию и под лозунгами единства с Гитлером. Ими был организован и целый ряд провокаций против контактов с советскими дипломатами. В ночь с 30 на 31 декабря 1933 года румынскими фашистами был убит сторонник профранцузского курса премьер-министр Иона Георге Дуку. Он выступал против «Железной гвардии» и 10 декабря 1933 года, вопреки мнению короля, принял решение о её роспуске. Премьер-министр был убит на вокзале в Синайе, по возвращению из аудиенции, которую дал ему монарх. По непонятной причине, на вокзале не оказалось охраны Дуку. Все указывало на связь «железногвардейцев» с монархом. Убийство премьера вызвало столь сильное недовольство, что король вынужден был запретить экстремистские организации и начать аресты их наиболее активных членов.

Весной 1934 года Титулеску считал, что влияние Италии было преимущественным. Разумеется, и представители Рима не были заинтересованы в сближении Румынии с СССР. С другой стороны, сближение СССР с Чехословакией и Францией было весьма серьезным фактором для главы румынского МИД. В 1935 году наметилось потепление двусторонних советско-румынских отношений. 9 июня 1935 года в Женеве состоялась заключительная встреча Литвинова с министрами иностранных дел Малой Антанты, результатом которой стал обмен нотами, завершившими установление дипломатических отношений между Румынией и СССР. Этот акт вызвал самую положительную реакцию в Париже. 12 июля последовало установление отношений между Бельгией и Советским Союзом, что также было важно и для Франции, и для Румынии, где традиционно были весьма сильны идеи романской солидарности. Соглашение с Москвой вызвало рост критики среди румынских правых — оно не предполагало признания акта аннексии Бессарабии.

Первого советского полпреда М.С. Островского ждала довольно теплая встреча в столице Румынии. Во всяком случае, настолько теплая, что польский посланник полковник М. Арцишевский даже счел необходимым возмутиться приветствиями местной прессы. Наметившееся сближение Румынии и СССР весьма обеспокоили Берлин и Варшаву, которые предприняли значительные усилия для срыва советско-румынских переговоров. 20 апреля 1935 года Польша под угрозой разрыва союза потребовала прекратить их и начать сближение с Германией. Польская дипломатия действовала весьма активно и по отношению к Бухаресту явно претендовала на позицию старшего партнера в польско-румынском союзе. Для того, чтобы улучшить отношения с Бухарестом и укрепить восстановленные отношения советское руководство приняло решение пойти на ряд уступок. В мае 1935 года были возвращены вывезенные в Россию в 1916 году румынские архивы, в июне для перезахоронения в Румынии были переданы останки сподвижника Петра I господаря Молдавии князя Дмитрия Кантемира, который был похоронен в Москве. При этом вопросы о румынском золотом запасе и Бессарабии так и остались нерешенными, что никак не способствовало установлению доверительных отношений.

Сближение СССР с союзниками Румынии и установление дипломатических отношений между Москвой и Бухарестом привело к слухам о том, что советско-румынское сотрудничество будет иметь продолжение. Уже в октябре 1935 года Титулеску категорически отверг слухи о предстоящем союзном договоре между двумя странами и о возможном согласии его правительства на пропуск советских войск в Чехословакию через свою территорию. Заявляя о необходимости улучшения двусторонних отношений, он и ранее не поддерживал идею такого рода сотрудничества. На самом деле переговоры действительно шли, но фон их был весьма неблагоприятен. Положение Титулеску при дворе Кароля также становилось все более слабым. 12 ноября 1935 года король явно дал ему знать это на аудиенции. Недовольство монарха разделяли и военные. Тем временем Титулеску на встречах с Литвиновым поднимал один вопрос за другим и крайне усложнял перспективу достижения соглашения. Ясно было одно — он пытался добиться признания со стороны СССР границы Румынии на востоке. О принятии этой программы Москвой и речи не было.

13 декабря, отвечая на запрос правых о состоянии советско-румынских отношений, Титулеску произнес длинную речь, которую закончил формулой: «Мир на Востоке, мир на Днестре!» Это означало программу удержания Бессарабии. Парламент устроил министру овацию. Радость румынских парламентариев не могла повлиять на позицию Москвы, и у Бухареста не оставалось иного выбора, как надеяться на проверенную временем комбинацию союзов с Польшей и Францией. Вскоре Титулеску встретился с советским полпредом, и они обсудили возможность соглашения между Румынией и СССР на предмет пропуска советских войск через территорию королевства. Из беседы следовало — Титулеску явно нервничал, по его словам, ему нужна была уступка по вопросу о Бессарабии перед лицом общественности.

В феврале 1936 года румынский посланник в Берлине известил фон Нейрата о позиции своего монарха — тот был прежде всего заинтересован в развитии контактов с Германией и заверял, что переговоры с Москвой никогда не приведут к соглашению, направленному против Третьего рейха. В марте 1936 года был в очередной раз пролонгирован польско-румынский союзный договор, направленный против СССР. Польша активно и удачно сотрудничала с Третьим рейхом, а политический режим в Румынии явно склонялся в сторону образца, представленного в Италии и Германии. В конечном итоге Бухарест преодолел колебания, уже в апреле 1936 года «Железная гвардия» провела свой съезд и снова легализовалась. Тем не менее прочный союз Кароля II с местными фашистами так и не состоялся. Они были недовольны романом короля с мадам Лупеску. В известной степени это было неизбежно. Консолидация румынских фашистов сопровождалась антисемитскими выступлениями, погромами, на съезде «железногвардейцев» присутствовали гости от нацистских организаций из Германии. В июне 1936 года Титулеску на встрече министров Малой Антанты высказался за заключение договора с СССР. Это вызвало бурю негодования румынских правых. Кроме того, им весьма не нравилась и ориентация министра на Францию. Внутренние проблемы Румынии стали заметны её международным партнерам, и Литвинов даже выступил с речью, в которой заявил, что страна находится на пороге «гитлеризации».

«По мере того, как наши отношения с Советами ослаблялись, — отметил Титулеску в секретном донесении 30 июня 1936 г., — наше положение в отношении Франции и внутри Балканской Антанты и Малой Антанты становилось более слабым. С глубокой печалью я вижу разрушение того, что достигнуто усилиями многих лет жизни». В переговорах с Москвой Титулеску хотел добиться признания оккупации Бессарабии. Самое большее, чего Москва могла добиться, пойдя на эту жертву, — это подключение Румынии к советско-французскому соглашению. «При этом поскольку французы, имеющие союз с Польшей, — отмечал 13 июля 1936 г. замнаркома иностранных дел Н.Н. Крестинский, — откажут нам помочь в случае нападения на нас Польши, то и Румыния, очевидно, также против Польши помогать нам не собирается. Пакт же с изъятием Польши нам малоценен. Подведя итоги, т. Литвинов сказал, что он не видит никаких оснований для того, чтобы уступать румынам в какой-либо мере и по первому, и по второму пунктам».

15 июля 1936 г. на совещании Совета министров Титулеску подтвердил поданное им 11 июля прошение об отставке. Бывший уже министр иностранных дел отчаянно пытался убедить правительство и короля в опасности смены внешнеполитического курса. В правительственном коммюнике говорилось о том, что сделанный Титулеску доклад был одобрен. Совет министров высказал ему «безграничное доверие», правительство согласилось сосредоточиться на борьбе с «внутренним коммунизмом», отказалось от нападок на Советский Союз в прессе и приняло решение продолжить переговоры о соглашении с СССР, «союзником наших союзников — Франции, Чехословакии, Турции». Глава правительства Георге Татареску на самом деле не поддерживал политику Титулеску и еще накануне ясно выразил свою позицию на предмет его возможной отставки — он относился к ней «без озабоченности».

29 августа 1936 года Титулеску был выведен из состава правительства. Накануне он получил санкцию на проведение переговоров с СССР, к которым он приступил в Монтрё, где вновь встретился с Литвиновым для обсуждения новой конвенции о Проливах. Вскоре после этого Титулеску заболел — он был уверен, что «ему еще до Монтрё где-то дали медленно действующий яд». Преемник Титулеску Виктор Антонеску встретился с Литвиновым 19 сентября 1936 года в Женеве и заверил наркома, что глава МИД вынужден был подать в отставку по соображениям внутренней политики и что румынское правительство не планирует изменять внешнеполитический курс министра. Оно планировало по-прежнему уделять особое внимание отношениям с Польшей, Югославией, Чехословакией, Италией и Францией, Малой и Балканской Антантам.

На самом деле это означало отсутствие намека на прогресс в отношениях между Румынией и СССР, и Литвинов понимал это, указав Антонеску на рост влияния Германии и её сторонников в Румынии. Эти слова вскоре получили весомое подтверждение. 8 ноября 1936 года «железногвардейцы» организовали в Бухаресте 100-тысячную демонстрацию под антисоветскими и антисемитскими лозунгами и с требованиями установить дружественные отношения с Германией и Италией.