Китайский взгляд на Джидду: западные потуги привели к укреплению Глобального Юга

Поскольку «украинский» саммит в Джидде наделал немало «шороха» в информационной сфере, в особенности самим фактом появления на нем представителя Китая, не присутствовавшего на прошлой такой встрече в конце июня в Копенгагене, имеет смысл осветить ту версию этого события, которой придерживаются китайские эксперты. В газете «Хуаньцю шибао», тесно связанной с официозом «Жэньминь жибао» (англоязычная версия – «The Global Times»), вышел материал профессора Дин Луна из Ближневосточного института Шанхайского университета иностранных языков. Название – говорящее: «Саммит в Джидде освещает новые особенности урегулирования украинского кризиса».

Маленький штрих. Уже приходилось отмечать, что из каждого правила существуют исключения, и в случае с саммитом в Джидде это относится к комментарию другого шанхайского профессора – Шэнь Динли из Университета Фудань, который убежден, что поражение России предопределено. И задача Китая-де, не ускоряя его, грубо говоря, отойти в сторону, чтобы не завалило обломками. Характерный момент: в отличие от американиста Шэня, Дин Лун – специалист по Ближнему Востоку, и Саудовская Аравия, где прошел саммит, входит в круг его профессиональных интересов. И, разумеется, компетенции, что усиливает внимание именно к его мнению.

На чем же останавливает свое и наше внимание профессор Дин? Он в мягкой форме камня на камне не оставляет от западных идеологем, точнее мифологем, с помощью которых саммит освещался в западных СМИ. Только четыре примера, которые лежат на поверхности. Первый: выбор местом проведения встречи Саудовской Аравии – следствие не попытки Эр-Рияда оправдаться перед Западом за поворот от США к России, как считают западные СМИ, а совсем наоборот. Эта страна реализует свои возможности, появившиеся вследствие расширения ее влияния. С одной стороны, считает Дин, конфликт на Украине привел к дефициту нефти и росту цен; с другой, замирение с Ираном позволило Эр-Рияду сбросить с себя бремя йеменской войны и, расправив плечи, выйти на международную арену. Второй пример: с точки зрения китайского ученого, именно отсутствие России и не позволило добиться прорыва; прогресс, по его оценкам есть, но весьма умеренный, до мира очень далеко, максимум, можно говорить о механизме консультаций по отдельным вопросам, например, по продовольственной безопасности. В этом утверждении ясно просматривается жесткая критика фундаментальных основ западной стратегии, которая чуть что при любом повороте событий, что ей не по нутру, включает односторонние рестрикции, пытаясь наказать «непослушных» за строптивость. По сути это колониальный подход. Третье, что следует отметить. Китайская сторона не отрицательно, а положительно оценивает рост количества участников, усматривая в этом размывание монополии Запада. И хотя из-за спины самой идеи такого саммита – здесь профессор Дин не испытывает иллюзий – торчат уши Вашингтона, сам факт, что развивающиеся страны на него приехали, но приехав, не поменяли свою позицию в угоду западным «хозяевам жизни», об очень многом говорит. В частности, о близости смены мировых декораций. Четвертый пример: профессор Дин опровергает то, о чем на Западе буквально бьют в литавры, обманывая общественность тем, что Киев будто бы «снял» с повестки «план Зеленского». Ничуть не бывало! «Основой повестки саммита стала украинская версия мирного плана», - считает он. И то, что Зеленский на словах не усердствовал в ее навязывании собеседникам из развивающихся стран, сути дела не меняет. И говорит только о том, что такая линия поведения ему рекомендована Западом, потому что если бы он настаивал на «границах 1991 года», никто бы всерьез его не воспринял. Но если раньше Зеленский ослушивался, то теперь демонстрирует послушание. Почему? Потому, что с провалом наступления ВСУ, для него сильно запахло жареным, и тут уж не до амбиций – сохранить бы власть и жизнь.

Теперь о главном. Разворот России на Восток, который большинством думающих людей, за исключением компрадоров и убежденных западников, у нас приветствуется, требует и понимания незападного образа мышления. Специалисты по Китаю, например, не раз указывали, что в отличие от европейского колониального, конфронтационного образа мысли, в рамках которого мир черно-белый, сильный нагибает слабого, и где убывает, там в другом месте столько же прибывает, на Востоке другая культура мышления, формирующая синергию разных позиций. То, что в итогах саммита в Джидде усмотрел китайский профессор, заметим, не отмечено ни в одном западном комментарии, которые как правило «ушиблены» лишь одной мыслью: какой урон нанесен России, и какую линию поведения навязать Зеленскому, чтобы на него обратили внимание и урон получился сильнее.

Первое, о чем говорит Дин, — сам факт, что Джидда – это «первая “мирная конференция” по конфликту, которая организована незападной страной». По сути то, что западные страны на нее приехали, означает вынужденное признание собственного банкротства. Силовое давление на Москву не работает, к этому там уже привыкли. Но здесь речь идет о том, что нажим и на развивающиеся страны приводит к аналогичному результату. «Восточная» гора не идет к западному «Магомеду», поэтому тот должен, сделав вывод, сам переместиться из уютного для него Копенгагена на далекий Аравийский полуостров. Глобальные центры если не принятия, то обсуждения тех или иных решений смещаются гораздо быстрее, чем это осознается западным экспертным сообществом, не улавливающим этих нюансов. В многополярном мире, который формируется у нас на глазах, цивилизационная привязка важнее унифицированных глобализацией констант; именно это на примере тематики прав человека Россия вместе с Китаем долгое время объясняли Западу, только он слушать этого не хотел. Дин не случайно подчеркивает, что Эр-Рияд не исключение, и такие незападные страны, как Турция, ОАЭ, Катар и др., стремясь к своему подъему, активно вовлечены в урегулирование не только на Украине, но и в целом ряде других регионов. Например, в Афганистане, в том же Йемене и т.д.

Второй важнейший итог Джидды в китайской проекции – подъем Глобального Юга. В качестве аргумента приводится нежелание развивающихся стран, особенно крупных, следовать в западном фарватере и присоединяться к ним в осуждении России. В экономической плоскости, считает Дин, эти страны находятся между большими державами, и у них имеется пространство для маневра. А вот с политической точки зрения все куда определеннее. «Глобальный Юг сохранил дипломатическую независимость и стратегическую автономию в контексте украинского кризиса, проложил срединный путь и тем самым ускорил свой подъем в качестве новой политической силы в мире». Обратим внимание на термин «стратегическая автономия». Весной этого года, в условиях беспрецедентных по интенсивности контактов китайской дипломатии с Западом, призыв к такой автономии от США, обращенный к Европе, стал лейтмотивом официальной позиции Пекина. Только вот никакого отклика, кроме одиночных деклараций, будто бы такая «автономия» существует, когда на деле ее нет, в ответах с Запада не прозвучало. Что получается? Запад стратегической автономии лишен, а Восток все более ею проникается, обозначая важнейший вектор глобальных трендов. Хорошо это или плохо – отдельный вопрос. Важнее то, что это медицинский факт, который требует осмысления в том числе и от нас, в России, коль скоро мы «взялись за восточный гуж». Элите на заметку: сидеть на двух стульях, заигрывая с Западом, и при этом декларировать восточный вектор не получится. На Востоке это все понимают и должным образом оценивают.

Третий вывод – самый интересный, ибо он «двойной». С одной стороны, профессор Дин видит сугубый позитив в том, что миротворческие усилия предпринимают те, кто раньше был вне большой политики. С другой, подчеркивает, что несмотря на саудовскую организацию саммита, глубинный его характер по-прежнему формируют США вместе с другими странами Запада. И если Эр-Рияд с его помощью укрепляет свое международное влияние, то «настоящей целью США, подталкивающих Саудовскую Аравию к проведению “мирной конференции”, состояла в том, чтобы использовать ее статус развивающейся державы и привлечь к участию больше государств Глобального Юга, склонив последних к давлению на Россию». В этом утверждении, кстати, просматриваются контуры стратегии и самого Китая. Во-первых, несомненная симпатия и поддержка Москвы; во-вторых, перехват инициативы в контактах с развивающимися странами у Запада, используя активность тех кругов западной дипломатии, кто придумал механизм этих конференций, чтобы их же и отодвинуть от «законодательства мод». Весьма тонкая линия, но следует признать, что в целом Пекину она удается.

Пару слов об аргументации китайского участия в Джидде. Профессор Дин приводит два аргумента. Во-первых, позитивная специфика отношений Пекина и Эр-Рияда - важный, однако не основной показатель в пользу участия. Главное в том, чтобы продвинуть международные переговоры. И за этой формулировкой как раз и проглядывается перехват инициативы у Запада: поймать и зафиксировать такую ситуацию, когда ведущее значение приобретает коллективная воля не-Запада. Помните, читатель, лозунг Мао Цзэдуна о том, что «ветер с Востока одолевает ветер с Запада»? Восточная стратегия не подвержена конъюнктуре и мыслит скорее не интересами, а принципами. Во-вторых, показательна оговорка, в которой содержится ответ критикам приезда китайской делегации. «Конечно, это не означает, что Пекин абсолютно согласен со всеми выводами саммита в Джидде. Он поддерживает все разумные мирные планы…». Но вот «те псведомирные планы, которые используют “мирный саммит” для достижения противоположной цели и хотят бесконечно затягивать вооруженные действия, не получат одобрения ни от Китая, ни от других стран Глобального Юга». Поскольку России не было, понятно, что это предупреждение адресовано Западу и раскрывает курс на «заморозку» конфликта как попытку создания незаживающего очага напряженности и хаоса, которым западные элиты и государства смогли бы управлять в собственных интересах.

И вот какой напоследок возникает вопрос. Экс-глава МИД Китая Цинь Ган исчез из публичного поля через два дня после завершения копенгагенского саммита, в котором Китай не участвовал. В условиях высочайшей интенсивности дипломатических усилий Поднебесной на европейском направлении в первой половине года, не может ли оказаться так, что отказ от Копенгагена как раз и стал той каплей, которая, переполнив сосуд, не позволила реализовать февральскую пекинскую мирную инициативу? Как знать? Впрочем, это, разумеется, лишь одна из версий события, влияние которого без сомнения сказывается далеко за пределами Китая.