Провал «Пивного путча» в 1923 году не стал окончательным поражением НСДАП, суд над арестованным Гитлером быстро превратился в его триумф. Широкое обсуждение в прессе привлекло внимание, а демагогия национал-социалистической пропаганды обеспечила привлечение сторонников. 20 декабря 1924 г. Гитлер был освобожден из крепости Ландсберг. Он становился политиком германского масштаба. Вскоре нацисты восстановились от перенесенного удара, а с 1928 года начался устойчивый рост их партийных структур. После выборов 1930 года они уже создали в рейхстаге фракцию из 107 депутатов.
В начале 1930-х годов рост популярности НСДАП не оставлял сомнений относительно перспектив прихода нацистов к власти в Германии. Гитлер еще в 1923 году изложил свое видение национального государства, которое должно силой отстоять свои интересы, свои взгляды на эти интересы, свою убежденность в неизбежности схватки с мировым еврейством и марксизмом и свою уверенность в том, что Англия и Франция являются врагами Германии. На Россию он смотрел как на пространство для будущей германской активности. Русское государство, по мнению лидера нацистов, было создано германским элементом, который в ходе революции был вытеснен евреями. Советская Россия представляла угрозу для Германии, которая была единственным препятствием для большевизма. Впрочем, любая Россия, по мнению Гитлера, была враждебна Германии, и он не собирался этого забывать. Все это не давало возможности надеяться на мир в Европе в случае прихода нацистов к власти.
Огромные надежды на Гитлера возлагала радикально настроенная часть русской эмиграции. Очевидно, не без влияния контактов с ними еще в начале 1920-х, лидер нацистов пришел к выводу о том, что русские не могут самостоятельно сбросить с себя гнет «еврейской власти», и поэтому надеются на внешнюю силу. Правда, фюрер никого не собирался освобождать, он пришел к заключению, что «огромная империя созрела для обвала». С другой стороны, угроза войны на Дальнем Востоке при весьма недружелюбном окружении на Западе (Финляндия — Польша — Румыния) требовала от советской дипломатии урегулирования хотя бы части этих проблем. Они были весьма острыми, а некоторые руководители Финляндии и Польши имели опыт сотрудничества с японцами, восходивший еще ко времени русско-японской войны 1904-1905 гг. Ориентация на Париж и Лондон в годы Гражданской войны и интервенции против Советской России еще более сблизила эти страны с Латвией и Эстонией. Сотрудничество между ними, в том числе и военное, продолжалось и в 1920-е годы.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
Все это нельзя было не учитывать в ситуации начала 1930-х. Советская дипломатия стремилась обеспечить безопасность границ. Советское правительство предложило подписать пакт Бриана — Келлога Польше, Литве, Латвии, Эстонии и Финляндии. Эта инициатива была встречена недружелюбно. Тем не менее в марте 1929 года Финляндия ратифицировала пакт, а 9 февраля 1929 года представителями СССР, Польши, Румынии, Эстонии и Латвии был подписан Московский протокол о немедленном введении в действие договора об отказе от войны в качестве орудия национальной политики. 1 апреля к нему присоединилась Турция, а 5 апреля — Литва. 24 июля 1929 года пакт Бриана — Келлога вступил в силу. К этому времени его подписали 44 государства. Следующим шагом в достижении международной безопасности Советского государства было заключение соглашений о ненападении.
21 января 1932 года в Москве был подписан договор с Финляндией. Договор заключался на три года с автоматической пролонгацией на следующие два года в случае, если одна из сторон не предупредит другую о прекращении действия соглашения за полгода до истечения его срока (Ст. 8). Статья 3 договора предусматривала неучастие одной из сторон в договорах, соглашениях или конвенциях, явно враждебных другой и противоречащих, «формально или по существу, настоящему договору». Впрочем, этот договор ничего не поменял в отношении финских военных, политиков и самого президента страны к СССР. «Нет другой такой страны, — писал в 1942 году Куусинен, — которая в течение четверти века столь последовательно и упорно проводила бы антисоветскую политику».
В конце 1920-х – начале 1930-х мировой экономический кризис сказался и на Финляндии. Резко сократился экспорт леса и бумаги, железнодорожные, речные и морские перевозки, разорялось крестьянство, выросло количество банкротств, количество безработных в 1929 году составило 10 тыс. человек, в феврале 1931 года оно выросло до 37 тыс. На фоне экономического кризиса в стране развернулось так называемое «народное лапуаское движение», идеология которого под сильнейшем влиянием итальянского и германского образцов была основана на воинственном национализме и нетерпимости. Оно получило название по местечку Лапуа, где в 1929 году ими впервые была разгромлена организация рабочей молодежи. В 1930 году был собран всефинляндский съезд и начался организованный террор против левых сил. 300 правых депутатов потребовали от правительства закрыть все «коммунистические газеты» и очистить страну от коммунистов и призвали организовать «крестьянское шествие» на Хельсинки. Призыв поддержали ультраправые организации «Замок Финляндии», «Союз защиты», «Академическое карельское общество».
Лидером «лапуаского движения» был ветеран Гражданской войны Вихтури Косола, движение финансировалось крупной буржуазией и, прежде всего, местными лесными магнатами. Власти смотрели на действия «лапуасов» снисходительно. Дело зашло так далеко, по их требованию распускался сейм, они избивали неугодных политиков, включая депутатов парламента. Именно под давлением лаупасцев, организовавших в июне 1930 г. «поход на Хельсинки», премьер-министром Финляндии в июне 1930 г. стал националист Свинхувуд, он же был избран президентом страны в феврале 1931 года.
В октябре 1930 «лапуасы» похитили бывшего президента Карла Стольберга и его супругу Эстер. Им угрожали смертью, но возмущение было таким, что похищенных пришлось освободить. Одним из методов борьбы с теми, кого «лапуасы» подозревали в левизне, было выталкивание через государственную границу – в СССР. Некоторых политиков принуждали к эмиграции. Среди таких был и депутат сейма от социал-демократической партии Ассер Сало. В феврале 1932 года «лапуасы» подняли мятеж и попытались вновь организовать «марш на Хельсинки», которым командовал ген.-м. Курт Мартти Валлениус. Свинхувуд призвал армию, мятежники вынуждены были сдаться. Их руководители подверглись аресту и были приговорены к небольшим срокам заключения, движение было распущено.
28 ноября 1930 г. ИККИ констатировал разгром левых сил в стране в условиях активизации национальной буржуазии: «Все откровеннее она готовится к войне, все наглее поднимает вопрос о захвате советской Карелии и создании «великой» Финляндии от Балтийского до Белого моря. В целях подготовки интервенции и борьбы с кризисом финляндская буржуазия пошла на фашистский переворот, на ликвидацию парламентской демократии, чтобы методами фашистской диктатуры еще решительнее подавлять пролетариат, крестьянскую бедноту, широкие массы трудящегося населения Финляндии, среди которых растет недовольство и революционные настроения».
По данным японской разведки весной 1933 года отношение генералитета и президента к Советскому Союзу оставалось явно враждебным и после подписания договора о ненападении. Они не особенно скрывали территориальных претензий в отношении Карелии. Хельсинки проводил обмен информацией конфиденциального и военного характера с Токио. Традиции японо-финляндского сотрудничества, нацеленного против России, были заложены еще в годы русско-японской войны и первой русской революции. Тогда японский военный атташе в Швеции полковник М. Акаши вступил в контакт с финляндской политической эмиграцией, многие из которых позже стали государственными деятелями независимой Финляндии. Последующие визиты значительных групп японских офицеров (до 50 чел.) на советско-финляндскую границу и маневры финской армии не были секретом для Москвы.
Весьма сложные переговоры о заключении соглашений о ненападении советская дипломатия вела с Латвией и Эстонией. Что касается Литвы, то договор, пролонгированный в 1931 году, и так обеспечивал ее нейтралитет на случай войны с третьей страной (Ст. 3). 6 февраля 1932 г. был подписан договор о ненападении с Латвией, 4 мая — с Эстонией. 4 апреля 1934 года соглашения с Латвией, Литвой и Эстонией были продлены до 31 декабря 1945 года. Устойчиво дружественными были отношения Москвы с Анкарой. Они определялись договором 1925 года, пролонгированным в 1929 и 1931 годах. Границы с Польшей были установлены по результатам войны 1920 г. Таким образом, значительная часть рубежей СССР в Европе, за исключением румынского участка, была обеспечена международными соглашениями. Впрочем они не везде гарантировали стабильность и спокойствие.
Самым опасным и непредсказуемым оставался польский сосед. Доклад Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ за 1929 г. отмечал: «Граница с Польшей характеризуется большим числом политических нарушений (шпионы, диверсанты и т. п.) и продолжающимися переходами на нашу территорию бандитских групп, поддерживаемых разведывательным аппаратом польской пограничной охраны». Со стороны Польши на советскую территорию и в дальнейшем систематически проникали диверсионные и бандитские группы, с которыми боролись пограничники при активной поддержке местного населения. Положение было тем более опасным, что сотрудничество Польши с Японией было весьма активным. В частности поляки и японцы весьма тесно сотрудничали и на Дальнем Востоке, где они хотели создать украинское буферное государство — т.н. «Зеленый Клин» — провоцируя националистические настроения среди переселенцев с Украины.
11 апреля 1930 «Gazeta Warszawska» опубликовала статью «Два фронта» — это был призыв выйти из сложного положения Польши путем организации удара против самого слабого фронта, то есть против СССР. Последовало разъяснение МИД Польши о том, что ничего подобного не планируется. 26 апреля 1930 года в трубу здания советского полпредства в Варшаве была заложена бомба. Советское правительство в ноте протеста отметило, что это был далеко не единственный акт террора против представителей СССР в Польше, правительство которой было ответственно за безопасность советских дипломатов на своей территории. Сколько-нибудь результативных действий польскими властями предпринято не было, организаторов покушения им найти не удалось. Все это не способствовало доверию между Москвой и Варшавой.
Тем не менее советское правительство по-прежнему придерживалось курса на снижение уровня этого недоверия. Переговоры продолжились и привели к успеху. Безусловно, положительное влияние на их ход и результаты оказало изменение отношений между Францией и Советским Союзом. Польша болезненно относилась к действиям французской дипломатии в отношениях с Москвой. В Варшаве хотели бы видеть Польшу центром комбинации, которая объединила бы Данию, Финляндию, Латвию и Эстонию в прочный союз против восточных и западных соседей. Посему польская дипломатия старалась увязать договор с Москвой заключением особого соглашения с перечисленными странами. Этим видениям не дано было осуществиться, но определенный прогресс в польско-советских отношениях все же был.
10 апреля 1932 года было подписано соглашение между СССР и Польшей о правовых отношениях на государственной границе. Стороны брали на себя ответственность по охране границы и государственных знаков, её определяющих и т.п., а также обязательство заблаговременно предупреждать о всех изменениях в режиме контроля, что должно были понизить напряжение на границах. 25 июля 1932 года сроком на три года в Москве был подписан советско-польский договор о ненападении. Так же, как и в случае с Финляндией, он заключался на три года с возможностью дальнейшей автоматической пролонгации на следующие два года (Ст. 7).
В ходе подготовки договора польская сторона упорно отказывалась принимать обязательства, аналогичные статье 3 советско-финляндского договора. Подписание договора было результатом уступки советской стороны, не настаивавшей на включении подобного положения в договор. Москва стремилась хоть как-нибудь прикрыть опасную границу на западе. При этом значение этого договора не стоит переоценивать. Политика министра иностранных дел Польши Залеского и его преемника, курировавшего подготовку договора с Москвой, Юзефа Бека была последовательно антисоветской. С «начальником государства» они, естественно, не расходились во мнении. По словам Бека, «маршал Пилсудский, совершенно верно считая договор о ненападении скорее серьезной формой политической декларации, нежели юридическим инструментом, беспокоился лишь о сохранении определенных основных принципов поведения, чем о деталях текста…», а потому не настаивал на точном описании деталей обязательств.
Польская печать единодушно выступила за договор о ненападении, отметив при этом, что договор не сдерживает Польшу и не ограничивает её в отношении соседа и союзника, и в случае нападения СССР на Румынию Польша «не связана так пактом, чтобы не поспешить на помощь Румынии». В конечном итоге Варшава действительно добилась своего: положение о нейтралитете на случай войны СССР или Польши с третьей страной или группой стран не было включено в текст соглашения. По иронии судьбы, это было как раз то условие, которое весьма пригодилось бы Варшаве в сентябре 1939 года. Но в 1932 году Пилсудского беспокоило наметившееся сближение Франции, Англии, Германии и Италии и он хотел до известной степени снизить уровень противостояния с Москвой.
Премьер-министр Франции Эдуард Эррио в доверительной беседе с польским посланником положительно отреагировал на новость о заключении советско-польского договора, который, по его словам, делал возможным начало и советско-французских переговоров с той же целью. Французский политик с явным недовольством отзывался о неуклюжей (по его словам) политике Бухареста. Плохо было бы, пошутил Эррио, если бы у его страны были бы только такие друзья, как Румыния. Было ясно — начался процесс сближения Парижа и Москвы. Это было естественно – Эррио еще в конце 20-х годов опасался восстановления Германии и был уверен, что при сложившихся обстоятельствах Франция не переживет новой войны. 29 ноября 1932 года в Париже был подписан советско-французский договор о ненападении.
Новость об этом соглашении весьма взволновала германский МИД, который до этого не испытывал особенных волнений по поводу франко-советского сближения. Франко-советский и особенно советско-польский договоры вызвали настоящий шок в Бухаресте. Румыны сочли себя обманутыми польскими партнерами. Впрочем, настоящей нормализации отношений СССР с главным восточным союзником Франции не последовало. С другой стороны, Варшава и Париж сделали все возможное для того, чтобы заверить румынскую дипломатию в неизбежности своей поддержки.
Так же, как и финны, поляки и после подписания договора продолжили активное сотрудничество с Токио, не снимая с повестки дня вопрос о возможном участии в коалиционной войне против СССР. И тем не менее эти соглашения были весьма значительным успехом советской дипломатии. В известной степени они если и не гарантировали тыл на случай конфликта с Японией, то явно улучшали положение на европейской границе СССР. Эти достижения были весьма сильно обесценены теми изменениями, которые произошли в Германии. Еще в 1931 году Берлин и Москва продлили действие договора 1926 года о ненападении и нейтралитете. Договор пролонгировался на три года, с тем чтобы о возможном расторжении одна из сторон предупредила другую не позднее 30 июня 1933 года (Ст. 1). Более этот договор не продлевался.
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):