Редакция REX продолжает публиковать произведения известного советского поэта Дмитрия Михайловича Ковалёва (1915 - 1977 гг.).
Памяти отца - Михаила Тимофеевича Ковалева
С первой мировой семье отправлен:
Ранен и контужен,
Газами отравлен.
Полверсты обмоток — долго ты носил их.
А рука — кусок держать не в силах.
Где уж было горну тут куриться!
Вереск спас: все парили в корытце.
Нежелезный после, вспыльчив, резок,
Сколько перенянчил ты железок!
Скольких обучил своей науке!
Говорили все:
— Какие руки! —
В кузницу твою валили лавой.
Как гордился я твоею славой!
Сколько мы с тобой серпов зубили!
Будь бы с нами — и нужду б забыли...
Бросил малых нас и мать под старость,
И мою, недетскую, усталость.
Не своих кормил... А нас — полроты.
При живом отце росли сироты.
И себя мы сами порастили...
И вернись бы только — все простили...
Может, чуяла, душа слепа ли,
Что сыны твои на фронте пали.
Что помощник первый твой,
Твой старший,
Хоть немногим —
Но известным ставший...
Только бы вернулся... Есть ли чудо?
Разве возвращался кто оттуда?..
Как ты умирал... Один... Больница...
Будешь к непогоде сыну сниться.
И во сне наплачусь теми же слезами...
И проснусь с кругами под глазами.
ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ!.
Прошли, земля сырая, через все мы.
Почем грамм счастья —
Не по слухам знаем...
Чернильные сквозь озимь черноземы.
Навстречу осень — красная, лесная.
Во чистом поле —
Белый свет великий.
А во лузях, за реками, утрами —
Призывные гусей предзимних крики
Над катерками нивы — тракторами.
Еще теченья в лозняках не стали.
Бодрящая, просторная далекость.
Хватив ледка, потяжелели стаи,
Почуяли в тяжелых крыльях легкость.
Где на дубках дубленые тулупы,
И там,
Где с бабкой,
С внучкой,
С жучкой,
С кошкой,
С мышкой дед
Тянули репу —
Гусиных шей берестяные трубы,
И лап рули —
Что корабли по небу.
Всю до песчинки видя, до росинки,
И каждому махая кораблю —
Кричу:
— Люблю, люблю тебя, Россия!
Пусть слышит мир,
Как я тебя люблю!.. —
Остерегают: это, мол, поссорит...
Зачем так громко?
Это ж не Союз!..
Не всякий крик и ссорит
И позорит.
Войну прошедший, вас я не боюсь.
Тогда, на фронте, только мир и слышал:
«Россия! Русь!»
Нужна была вдвойне.
Ни снизу всех не рознила, ни свыше—
Наоборот: сближала всех в войне.
Единства символ,
Где душа — на части.
Кричали все, как знамя крик неся...
В беде необходимая,
А в счастье
По имени назвать уже нельзя?..
Ты кровь моя, бунтующая ало!
Люблю тебя, пою тебя, как гимн!
В России русским
Мало ли бывало
Куда похуже, может, чем другим...
Зовите, гуси!
С вами не прощаюсь.
Шагаю широко в открытость дня...
Все птицы улетают, возвращаясь, —
И потому поймут они меня.
* * *
Алексею Югову
О, если б в будущее
Да при жизни бы попасть мне —
Из настоящего б я взял
Что поопасней.
Я взял бы смелость
В мирном деле.
На фронте
Смерти все в глаза глядели.
На фронте
На погибель шла разведка,
А правду режем мы
Тем, от кого зависим —
Редко.
Я взял бы стыд,
Не тот казенный стыд,
Когда скрывают,
Что поставили на вид,
А тот,
Что пресыщаться не дает,
Когда в стране случится недород,
Или перед несчастными когда
Мне провалиться б от стыда.
И взял бы я любовь
С ее тоскою,
Что не закроешь гробовой доскою,
С той нежностью,
Которой сановитые стыдились,
Но от которой
Сыновья любимые родились.
И взял бы я еще
Мою ревнивую любовь к России.
А без нее мне —
Как во рту без маковой росины.
Не ту приязнь:
Что лишь бы русское —
Все мило,
А ту любовь,
Что все народы породнила.
И чтобы не молчать,
Когда себе на пользу —
Я взял бы речь,
Что не умеет ползать, —
Не ту,
Что Ожегов хранит с Чуковским,
А ту —
С распевным аканьем московским,
Не ихнюю,
А матери моей.
Как знают...
Речью я обязан ей.
* * *
Василию Федорову
Отвел я душу наконец.
Отвел.
Лицо в лицо наговорился с другом.
В таксушке, на сидении упругом,
Воздушно мне, как малышу от волн.
Пусть будет не стара судьба твоя,
Небесно по земле тебя пусть носит.
Противен, кто таких, как сам, поносит.
Друзей-поэтов обожаю я.
От встреч иных дурные снятся сны.
Послушаешь: все сукины сыны.
Они одни, заметьте свыше, цацы.
Осточертели эти мне паяцы.
Играя в смелость, прямоты боятся
И только этим над толпой видны.
Довольный возвращаюсь.
Есть резон.
Как много на земле людей хороших.
И звездный плес — как платьице в горошек,
Чуть проступает где-то, как сквозь сон.
Расстались просветленно мы,
Неон
Искусственным сегодня
Не казался.
Высотный холодок спины касался.
И уходил, как я, в прозренье он.
А в городе осеннем столько лун.
Но в городе луна не затерялась.
И я в немолодые годы юн,
Какая б непогодь ни затевалась.
* * *
Тоне
Как много о невестах нежных строк.
Как мало о замужних вспомнить мог.
О женщинах они — со страстью пылкой.
О женах — с иронической ухмылкой...
Я о тебе мечтою жил в войну.
Перед тобою чувствую вину
За каждую морщинку, что со мною
Ты нажила за годы, став женою.
Ты — мать любимых сыновей двоих
Что ближе мне еще тревог твоих?..
Иду по утренним равнинным нивам,
Как и до встречи, бережно ревнивым.
Невольно замираю у дверей.
Не избалован ласкою твоей —
И потому она всегда желанней
И в поздний час, и в час рассветно ранний.
Единомышленница первая моя,
Мой целый мир и лишь моя семья,
Советчица по трудным всем вопросам...
По терниям с тобою — как по розам.
* * *
Напрасно человека не обидь,
Нечаянно и не желая злого.
И словом можно нехотя убить.
Побереги на негодяя слово.
Он вида не подаст;
Знай наперед,
Что словом не проймешь его особу.
Нет, негодяй от слова не умрет!
Он только затаит навеки злобу.
* * *
Розовость кожи упругая,
Светит атласно.
И беззащитна растерянность,
Нежность невластна,
В молниях взглядов
Пугливое скрыто желанье.
Губ чуть припухлых
И щек чуть запавших
Пыланье.
Будто на взлете —
Бровей осторожная птица...
Даже, казалось, и жизнью
Не жаль расплатиться…
Помню такою тебя…
А еще — и такою:
В теплой янтарностн глаз
Так просторно покою.
В тихости мягкой —
Семейного близость уюта…
Ближе с годами
Такая ты мне почему-то…
* * *
Шустрее лез подсолнух из-за прясла.
Шумнее за речушкой поезда.
И на заре над садом не погасла
В малиновой туманности звезда.
След пены в колеях от ливня, грома,
Уже сквозь сон ломившихся в окно.
В любовной близости родного дома —
Мечта и память, слитые в одно.
Грозы ночные тучки сбились стайно
На край небес и по краям горят.
И в яркости земля темна, как тайна.
И, как лицо твое, светла, как взгляд.
Подобна зелень привороту-зелью,
Сквозит, как глубь лесов, во сне не спя.
В ней тайны, что с собой уносят в землю,
Что знают и что помнят про себя.
Как знак их счастья — месяца подкова.
И говорит рассвет, хотя и нем…
И то,
Что так знакомо,
Так неново —
Еще вовек не сказано никем.
НЕПРЕХОДЯЩЕЕ
Давно ли за лугами заливными
Пятнились солнечно
Снега залеглые...
А скоро станут золотыми
Деревьев купала зеленые.
А на старинных стенах за горами
Позеленели кирпичи,
Как медные.
И, загораясь, купола на храме
Под непогодами тускнеют медленно.
И потрясения. И повороты...
И пролетают птицы стаями
Над постоянством перемен природы,
Над памятью о тех,
Что стены ставили,
Над тем,
Что, как на солнце плес озерный,
В сиянии душевного навеянья...
Посевов наших драгоценных зерна.
Черты неповторимости.
Мгновения.
Под крупность молчаливости,
Под мелкий ропот...
В смятенье вечном это настоящее...
Все, до кровинки, удержать подробно.
Непреходящим
Сделать преходящее.
* * *
Напрасно человека не обидь,
Нечаянно и не желая злого.
И словом можно нехотя убить.
Побереги на негодяя слово.
Он вида не подаст;
Знай наперед,
Что словом не проймешь его особу.
Нет, негодяй от слова не умрет!
Он только затаит навеки злобу.
* * *
Розовость кожи упругая,
Светит атласно.
И беззащитна растерянность,
Нежность невластна,
В молниях взглядов
Пугливое скрыто желанье.
Губ чуть припухлых
И щек чуть запавших
Пыланье.
Будто на взлете —
Бровей осторожная птица...
Даже, казалось, и жизнью
Не жаль расплатиться…
Помню такою тебя…
А еще — и такою:
В теплой янтарностн глаз
Так просторно покою.
В тихости мягкой —
Семейного близость уюта…
Ближе с годами
Такая ты мне почему-то…
* * *
Шустрее лез подсолнух из-за прясла.
Шумнее за речушкой поезда.
И на заре над садом не погасла
В малиновой туманности звезда.
След пены в колеях от ливня, грома,
Уже сквозь сон ломившихся в окно.
В любовной близости родного дома —
Мечта и память, слитые в одно.
Грозы ночные тучки сбились стайно
На край небес и по краям горят.
И в яркости земля темна, как тайна.
И, как лицо твое, светла, как взгляд.
Подобна зелень привороту-зелью,
Сквозит, как глубь лесов, во сне не спя.
В ней тайны, что с собой уносят в землю,
Что знают и что помнят про себя.
Как знак их счастья — месяца подкова.
И говорит рассвет, хотя и нем…
И то,
Что так знакомо,
Так неново —
Еще вовек не сказано никем.
Ранее в этом сюжете: «Он забывал обиды и побеждал уменьем, не числом»: поэт Дмитрий Ковалёв о Суворове
Комментарии читателей (1):