Эксперт ИА REX по проблемам военной и национальной безопасности, кандидат технических наук Рачья Арзуманян обратил внимание на статью «Lessons from an Iranian war game» Дэвида Игнатиуса (David Ignatius) в Washington Post, в которой говорится о проведённой в июле военной игре. «Выводы не очень утешительные — стороны вполне могут втянуться в широкомасштабную войну, возможно против своей воли», — отмечает эксперт.
«Вместо краткого изложения „сюжета игры“ даю небольшой отрывок из своей монографии, где я „пересказываю“ идеи и подходы Роберта Джервиса (Jervis Robert) к аналогичным проблемам, исходя из законов сложных систем, изложенные им в статье „System Effects: Complexity in Political and Social Life“. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1997»:
Второй тип взаимодействий: стратегии зависят от стратегий других. Дальнейшее усложнение системы и связанное с ним возрастание непредсказуемости является следствием взаимодействия стратегий акторов. Каждый из акторов строит собственную модель стратегии и поведения противоположной стороны, опираясь на которую он выстраивает уже собственную стратегию и линию поведения. Ярким примером такого взаимодействия является шахматная игра, когда стратегия собственной игры выстраивается, в том числе, на основе предположений о стратегии, которой придерживается соперник, то есть собственная стратегия выстраивается во взаимодействии с возможной стратегией оппонента. Ошибочно понимание стратегии соперника приводит к неприятным сюрпризам и неожиданному, и, следовательно, непредсказуемому развитию событий.
Яркими примерами являются множество дипломатических и военных сюрпризов. Государство верит, что препятствия на пути некоторого курса действий противника так велики, что они являются непреодолимыми. Как следствие, оно не предпринимает каких-либо действий, чтобы блокировать или подготовиться к данным действиям, тем самым провоцируя противника предпринимать большие усилия, чтобы достичь успеха именно в этом направлении.
При выборе собственной стратегии также следует принимать во внимание тот факт, что знания одной из сторон реального потенциала и стратегии другой, являются приблизительными и не всегда адекватны реальному положению дел. Такого рода частичное или неполное знание может спровоцировать одну из сторон на шаги, которых она должна была бы избегать, так как они приводят к негативному для неё развитию ситуации, полностью перекрывающему достигаемый позитивный эффект. Можно вспомнить неадекватность поведения Милошевича, когда ошибочное представление о задачах и стратегии стран НАТО в югославском конфликте, в конечном счёте, привели к большим потерям и перемирию на гораздо более жёстких для страны условиях.
Как успехи, так и провалы политики определяются интерактивно. Это означает, что во многих случаях ошибки разведки являются взаимными, — то есть ошибается сторона инициатор и сторона, которую застали врасплох. В самом деле, предвосхищение актором того, что будут делать другие, частично опирается на его собственные оценки того, что другие думают о его возможных действиях.
Во многих случаях государство застаётся врасплох ввиду того, что считает обречёнными определённые шаги противника и, следовательно, не ожидает, что он предпримет их. США не ожидали, что Россия разместит ракеты на Кубе, или Япония атакует Перл Харбор, потому что американские официальные лица знали, что США смогут противостоять данным попыткам, если они будут предприняты. Данное суждение было корректным, но так как оценки мира и США другими странами были не совсем точны, американские предсказания также оказались некорректными.
Президент «Центра системного анализа и прогнозирования», политолог Ростислав Ищенко, комментируя статью Арзуманяна, а также идеи и подходы Роберта Джервиса отмечает, что любые два, и более государств, в любых условиях потенциально могут втянуться в широкомасштабную (вплоть до мировой) войну, независимо от собственного желания и реальных интересов.
«Кроме неадекватной оценки потенциалов, возможностей, намерений оппонента, трудностей взаимодействия разных культур и т.д., существует ещё логика развития конфликта от дипломатического к военному, которая до сих пор (несмотря на внешние проявления цивилизованности) копирует кодекс дуэлянта XVI-XVII веков или даже японского самурая. После обнаружения и обнародования разногласий, отступление одного из государств фактически продолжает трактоваться как потеря лица (в европейской традиции — потеря чести). Это происходит даже в том случае, когда уступает явно сильнейшее государство и явно с благородной целью — чтобы разрядить обстановку ценой несущественной для себя, но очень важной для оппонента уступки. Уступившее государство рискует получить от соседей новый букет требований, подкреплённых угрозами. В конце концов, оно всё равно будет вынуждено решать вопрос путём военного конфликта, но уже в худших условиях, чем были первоначальные», — подчёркивает эксперт.
«Пример из нашей недавней истории — силовое сохранение СССР потребовало бы куда меньше крови и материальных потерь, чем его „мирный“ распад. А силовое восстановление империи вообще России не под силу — вначале необходимо экономически принудить к союзу ту часть имперского ядра (Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан), которая необходима и достаточна для создания мощных центростремительных сил и даёт возможность не считаться с мелкими суверенитетами окраинных уездов, а уж только после этого можно подумать об ограниченном, точечном применении насилия (причём скорее полицейского, чем военного) в отношении упорствующих сепаратистов. В общем, современной России, долго уступавшей требованиям кого попало, до сих пор, не позволено даже на постсоветском пространстве то, что было можно СССР в глобальном измерении, — добавил политолог. — Поэтому любой конфликт (даже, если он разрешён миром) является конфликтом военным по своей глубинной сути. Не важно, сдались Вы без боя, или после упорного сопротивления. Вы всё равно рассматриваетесь как военная добыча. И проглотить Вас полностью оппоненту могут помешать, лишь неблагоприятная международная обстановка, его собственное истощение или нехватка собственного потенциала для переваривания столь крупной добычи. Во всех остальных случаях моральными нормами в политике руководствуются либо тогда, когда это выгодно, либо люди прекраснодушные, но простодушные».
«Так что конфликт США с Ираном, рано или поздно закончится либо военными действиями, либо капитуляцией одной из сторон (оформлена эта капитуляция может быть и как смена власти, и как взаимовыгодная договорённость, но это будет именно капитуляция). И совсем не обязательно, что проигравшим окажется именно Иран. Союзники же Ирана, в такой ситуации, чтобы не допустить дальнейшей эскалации конфликта и расширения его на новые страны и регионы, должны руководствоваться необходимостью помогать так, чтобы не ставить США в ситуацию потери лица. Можно возить в Иран оружие (включая самое современное) хоть эшелонами. Можно посылать туда военных советников даже дивизиями, но официально заявлять об этом нельзя. Тогда выбор: нагнетать/не нагнетать будет за США. А страна, втянутая в военный конфликт редко хочет втянуться в ещё один, до решения первого. Условно, для США в конфликте с Ираном, более выгодна недружественная, но официально не воюющая против США Россия, чем Россия, объявившая даже не войну, а всего лишь ограниченную мобилизацию, либо приведшая в полную боевую готовность вооружённые силы. Поэтому, в условиях реальной военной кампании, США будут менее склонны к дипломатическим конфликтам с третьими странами, чем теперь. Если же конфликт всё же случается, то практика и опыт международных отношений свидетельствуют, что на любую (самую мелкую) провокацию лучше давать максимально жёсткий ответ. Тогда оппонент сразу ставится перед невозможностью постепенно, неделями, месяцами и даже годами наращивать конфликт, сохраняя иллюзию его управляемости, и понимает, что должен уже завтра выбрать между войной и отступлением, а воевать он пока не готов. Значит, отступит», — уверяет эксперт.
Он настаивает на том, что во внутренней политике работает то же правило. Чем жестче (разумеется в рамках действующего законодательства) ответ властей на любую провокацию, тем меньше провокаций случается.
Ищенко приводит пример: «Когда варвары знали, что любая (самая мелкая) провокация против Рима вызовет ответный военный поход, имеющий целью полное уничтожение провинившегося племени, римские границы редко, кто беспокоил. Когда же римляне стали более мирными и вместо геноцида провинившихся пытались охранять границы и решать проблемы путём переговоров о взаимных уступках, крупнейшую империю в европейской истории жалкие племена отсталых во всех отношениях (не только в культурном, но и в военном, и в технологическом) варваров порвали в клочья за неполных двести лет».
Политолог, главный редактор информационно-аналитического издания «Геополитика» Леонид Савин считает замечание Арзуманяна очень ценным: «Это очень важное замечание, впрочем, как и многие другие, которые делает уважаемый Рачья Арзуманян. Бракосочетание науки и военщины в США и других западных странах продолжается, но вышло уже на новый уровень. Представьте себе, что возможно, когда исчислители сети проработают на генетическом уровне реакцию определённых народов на тот или иной раздражитель. А такие попытки создания генетического оружия уже осуществлялись с начала 60-х гг. Теперь у них гораздо больший инструментарий для работы. Собственно новые коммуникационные технологии, где акционерами компаний во многих случаях являются лица из военно-политического истэблишмента США — это и есть упоминаемый Большой брат. Лично я называю этот феномен иначе — киберпаноптикум».
Эксперт отмечает: «В XXI веке общества, не принадлежащие к Западной цивилизации, которая изобрела „паноптикум“, добровольно вошли в эту международную тюрьму без стен. Это — уже ставшие привычными многочисленные социальные сети и сервисы в интернете: Facebook, Twitter, Google и многие другие. Это глобальное виртуальное учреждение имеет своего пастыря и добровольных помощников по надзору. В роли пастыря — „глобальная элита“, которую представляют власти США, а „помощниками“ выступают специализированные бизнес-интересы. Появляются всё новые продукты технологии контроля. Например, Google Apps. Он поддерживает несколько веб-приложений и включает Gmail, Google Calendar, Google Talk, Google Docs и Google Sites. Базовый пакет бесплатен и предлагает тот же объём ящика электронной почты для одного пользователя, что и обычная учётная запись Gmail, возможна регистрация до 10 пользователей, включая администратора. Этот пакет был заказан многими компаниями для производственных целей. Если до появления этого программного продукта производительность труда внутри компании оценивали с помощью видеонаблюдения и подсчета нажатий на клавиши в call-центрах, то Apps и аналогичные программные продукты только расширяют границы слежки, включая в неё более высокооплачиваемых сотрудников».
Комментарии читателей (0):