ТНК пока не стали государствами: Павел Крупкин

Доцент кафедры гуманитарных наук Кировского филиала Российской акаде­мии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, кандидат исторических наук Алексей Харин в журнале «Свободная Мысль» опубликовал статью «Эволюционные модели государства постмодерна. По мнению автора статьи, процессы глобализации, становление информационного общества, или постмодерна, стремительно меняют картину мира. «Формирующееся единое мировое экономическое, политическое, миграционное и т. п. пространство ведет, помимо прочего, и к эволюции института государства, его видов и типов. Появляются самые разнообразные модели и формы государственности: квазигосударства и государства-призраки (фантомы), ассоциированные государства, государства-нации и регион-государства, корпорации-государства и сетевые центры как государства, новые города-государства и даже всемирная федерация с государственными функциями. В частности, Ш. Кафлен предлагает три возможных сценария эволюции государства: растворение национального государства (своеобразное Новое Средневековье); гибкое национальное государство; измененное национальное государство. Подобную типологию, с учетом подходов ряда западных исследователей, предлагает и Е. Г. Пономарева, выделяющая государство предсовременное, современное и постсовременное», — отмечает эксперт.

ИА REX: Эволюционные модели государства постмодерна. А в каком направлении эволюционируют государства пост-СССР?

Павел Крупкин, научный руководитель Центра изучения современности (Париж, Франция):

Недостатком предложенной статьи является ее эклектичность. Автор «сгреб» многое, где присутствует слово «государство», без особой рефлексии над тем, в одном ли смысле данное слово использовалось в трудах-источниках. Потому иногда получается очень странная аргументация. Например, в разделе «государство-корпорация» автор приравнивает ТНК государствам только лишь на основании их мощи. Т.е. ежели Миттал «заломал» Либерию, а Мэрдок «влиял на политику» развитых стран, то ТНК стали государствами. Но ведь и ООН может давить на государства, а МВФ — их «заламывать» к выгоде своих основных вкладчиков — они что, тоже государства? А уж как влияют на политику различные неправительственные организации...

Потому для понимания наличествующего дрейфа государственности России имеет смысл «откатиться к основам», вычленив единую аналитическую систему для работы с имеющимися фактами. Государство обычно связывают (1) с политическим контролем над территорией, (2) с суверенитетом (т.е. приоритетом правовых установлений), (3) с монополизацией легального насилия.

В этом плане хороший системный взгляд на возникновение государства того класса, к которому относится государственность РФ, дает концепция Олсона-МакГира: момент, когда «рыскающие бандиты» (roving bandits) в целях снижения неопределенности своего существования решили перевести свою нерегулярную «добычу» в регулярную «ренту с ландшафта», и осели, взяв под контроль территорию, и став при этом «оседлыми бандитами» (stationary bandits), и можно считать моментом зарождения государства на рассматриваемом куске земли. Далее происходила эволюция институциональной «обвязки» «оседлых бандитов» — в торге с подчиненными подданными, и в острой конкуренции с «бандитами»- соседями — с целью поддержания своей ресурсной мощи на уровне этих задач. Данная мощь была сильно обусловлена рентой с эксплуатируемого ландшафта, получаемой с социальных низов как в виде «дани кровью» / рекрутов для войны с соседями, так и в виде различного рода нужных продуктов, включая качественное оружие. Мощь локальных общин, и выгоды от идентичностно-обусловленной мобилизации, привела «бандитов» к пониманию целесообразности «быть своими» для низов, что и простимулировало трансформацию режима «оседлого бандита» в то, что классическая политология называет термином «полицейское государство». Полицейское государство — это когда управители территории объявляют себя гарантами общего блага подданных, и для обеспечения данного блага они берут на себя функции полиции, следя за мерами и весами, угнетая криминал и социальный оппортунизм, заботясь о снижении прочих препон для деловой активности на контролируемой территории. Понятно, что в целях легитимации своего положения гаранта общего блага управитель позволяет общинным авторитетам быть при себе советниками в части форм, установлений и направлений деятельности своей администрации. Так возникает представительство, которое довольно быстро связывает ренту для управителя с качеством его деятельности: «нет налогов без представительства».

В параллель с представленной траекторией эволюции государственности «ордынского типа» существовала и другая линия социального развития — республиканская. Некоторые локальные общины оказались настолько мощными, что они смогли отбиться от «бандитов» обоих типов. Обычно это были города с небольшими прилегающими областями, в которых развитая промышленность служила основой для межрегиональной торговли и накопления финансовых средств. Структура самоуправления таких общин была выстроена по принципу гетерогенной группы — ядром управления там было сообщество «равных», опиравшихся на свои кланы родственников и клиентов. Эти «равные» на основе какого-либо формализма регулярно меняли людей на административных постах, заботясь о том, чтобы не возникло бы политической монополии одного семейства — впрочем, иногда и неуспешно. Но на каждом этапе до конца 17-го века мы можем найти города в качестве равномощных политических игроков «европейского концерта».

Однако в 17-18 в.в. ордынский тип государственности стал доминирующим в Европе. Это случилось потому, что «ордынства» научились водить большие армии, и у городов перестало хватать мощи для поддержания своей независимости. При том именно мощные города, становясь подданными суверенов, подтолкнули последних к обсуждавшейся выше трансформации их политических систем в полицейские государства. Следующий этап — «раскрытие династических корпораций», и вхождение в них деятелей верхушек городов — открыл фазу «национализации ордынств». На этой фазе некоторые монархии были ликвидированы, другие же — приспособились у более открытой политической системе. И постепенное расширение «зоны равноправия» на все общество, происходившее впоследствии, обозначило наличествующую ныне на Западе фазу «либеральных демократий».

При поиске положения России в представленной разметке мы можем видеть, что (1) территория политического контроля нашего государства вполне фиксирована — правда право суверена в некоторых регионах вполне успешно вопрошается местными «баронами», (2) пожалуй, можно сказать, что суверен обозначает себя гаратном общего блага, но в то же время институций, сертифицирующих соответствие представлений об общем благе в головах суверена и его «вертикали» таковым в головах актива локальных общин, увы нет, (3) на большинстве территорий у нас нет и самих сколь-либо мощных локальных общин, чей актив был бы отличен от «вертикали» суверена, (4) в части правоприменения официальные суды по факту являются выходными департаментами прокуратур, что еще раз подчеркивает доминирование «вертикали» на местах и исключение представительства локальных сообществ. В итоге получается, что современная российская государственность находится на этапе «стационарного бандита» — с включением неких элементов «полицейского государства».

При этом, судя по трендам изменения правоприменения в стране, и/или местного самоуправления, можно сделать вывод о «движении вспять» — исключении из машинерии российской государственности все большего числа классических полицейских функций, связываемых с «порядком», (напомню, что «полиция» здесь понимается в классическом политологическом смысле; а примерами исключаемого является следование единым писаным правилам при обработке кейсов членами «вертикали», одинаковость обработки кейсов для членов одной группы, этническая дифференциация обработки кейсов в одном месте, и другое подобное). Впрочем, о развитости в РФ управляющих практик, характерных для раннего аграрного общества «ордынского типа», уже говорилось многими. И даже то, что управляется здесь, в общем-то, индустриальный ландшафт, почему-то на применяемых практиках особо не сказывается. Только со временем постепенно «вымываются» сложные формы деятельности людей — приводя объект управления в соответствие с качеством искушенности управляющего аппарата.