В конце лета в Литве вновь заработала комиссия, которая должна оценить ущерб от «советской оккупации». Историк Владимир Симиндей объяснил, кому это выгодно и когда эта тема вообще возникла. ИА REX публикует интервью с историком журналу «ВКурсе».
Почему литовские власти возобновили деятельность комиссии по расследованию деяний советской власти?
Есть несколько пластов проблемы. Например, конъюнктура, связанная с предстоящими выборами в литовский сейм, с традиционными попытками правящих партий консолидировать население за счёт эксплуатации «оккупационной» тематики, поиска виновников и финансово ответственных за это прошлое в лице современной России.
Но есть и более глубинные моменты. Они связаны с доктриной, выстроенной вокруг тезиса непрерывности юридического существования Литвы с 1917 года. Парадоксальным образом это всё подается ещё сквозь призму доктрины «оккупации». При том, что многие историки на ней не зациклены, говорят, что литовская государственность трансформировалась, когда Литва в 1940 году была включена в состав СССР. И советский же орган – Верховный совет ЛССР – предпринимал попытки выхода из Союза в 1990 году.
Потому я здесь вижу два пласта: предвыборный и исторический. Может быть, есть ещё третий: нарастающие обиды по поводу того, что не все у литовского государства получается в социальной политике, что не так гладко обстоят дела с тем, как будут строиться новые атомные станции в Литве – при том, что старую (Игналинскую АЭС, построенную в советские годы – ред.) закрыли совсем недавно по требованию Евросоюза.
Как появился «миф об оккупации»? Существовал ли он до 1990 года?
Конечно, он присутствовал и до 1991 года. Этот миф имел апологетов, прежде всего, в эмигрантской среде и формировался в основном на Западе, в литовских общинах, среди тех, кто бежал туда под ударами Красной армии. И гитлеровская Германия одной из первых распространяла тезис о том, что Советский союз оккупировал Прибалтику. А эмигрантский миф накладывался на тогдашнюю финансовую ситуацию в самой Литве, на финансовое неблагополучие внутри Советского союза. Роль идеологических оформляющих на том этапе стали играть люди, у которых были личные счёты с советской властью. Например, один из главных деятелей того времени Витаутас Ландсбергис вполне по-семейному относится к этому делу: его отец был видным коллаборационистом.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
Почему власти стран Балтии рассматривают только претензии к Советскому союзу? Почему нет претензий, например, к Швеции или к Российской империи, к Германии?
Почему же – эти претензии тоже присутствуют. Вообще, часто в странах Балтии история преподается в крайностях. Или это рассказ о том, как все окрестные народы их угнетали и подавляли – поляки, шведы, русские, датчане. Или, наоборот, есть желание «приписать» себе чужую государственность: например история о том, как у Курляндского герцогства были какие-то небольшие заокеанские колонии, там представляется имеющей отношение к нынешней государственности. С другой стороны, объективная реальность такова, что эстонская, латышская и литовская интеллигенция в современном понимании этого слова, конечно, формировались во второй половине XIX – начале XX века, в рамках Российской империи. Эти люди пользовались определёнными возможностями в крупных образовательных центрах: Москве, Петербурге, Дерпте – и противостояли каким-то местным традициям: например, засилию немецких баронов и русской бюрократии. Все изменила Первая мировая война, когда парадоксальным образом две страны, представлявшие два противоборствующих лагеря – Россия и Германия – оказались в числе проигравших.
Стоит отметить, что тогда в странах Балтии были конкурирующие политические проекты. Вспомните, к примеру, латышских стрелков. В результате вмешательства внешних сил, ряда ошибок и крайне специфического поведения местных советских властей, в этих странах сформировалась та государственность, с которой они пришли к 1940 году. Безусловно, для официальных историков и властей стран Балтии приятно было бы считать, что все исторические процессы закономерно шли к тому, чтобы в 1918 году появилась именно эта форма государственности. Однако, это не так. И задним числом подогнать историю под это невозможно. Равно как и невозможно выбросить советский период истории, списав все на оккупацию. Если мы можем говорить о тяжелых сталинских репрессиях, о несправедливых деяниях в отношении местных жителей на раннем этапе советского периода – например, массовая высылка 1949 года – то говорить всерьёз об оккупационном режиме применительно к временам экономического и культурного развития 1960-1980 годов – совершенно не приходится.
Те горести и те прелести, которые получил каждый конкретный человек в этих республиках, давались вне зависимости от национального фактора. Кто-то чувствовал себя неуютно, кто-то – приемлемо, кто-то делал карьеру, а кто-то пытался обособиться от сложившихся реалий – у каждого была своя судьба. Но условиях у этих народов в Советском союзе были сопоставимы с другими, а то и лучше. Ведь Прибалтика воспринималась, как своего рода «витрина социализма», в которую денег вкладывалось больше, чем в российскую глубинку.
Но почему все исторические претензии в любом случае обращены только к России, а не, к примеру, к Германии?
Безусловно, здесь есть элемент такого политического жульничества. Считается, что Германия уже раскаялась и все давно выплатила, а вот Россия не хочет отказываться от советского периода истории. Но все те негативные процессы, которые происходили в рамках СССР, были осуждены и получили соответствующие оценки ещё в рамках существования Советского союза, и Российской Федерации нет никакого резона перекладывать на себя эти обязанности.
У российских властей есть какие-то инструменты давления в отношении Прибалтийских стран, чтобы решить, во-первых, вопрос исторической памяти, во-вторых – проблему «неграждан»?
У нас всё-таки существует понимание суверенитета государства. На примере событий в Ливии и Сирии мы видим, конечно, как они попираются самыми демократическими государствами в мире. Но мы всё же их придерживаемся. В нашем же случае речь о давлении, конечно, не идёт, но поднимать этот вопрос на различных площадках – от межгосударственных отношений до неправительственных организаций – можно и нужно. Думаю, что, конечно, необходима существенная поддержка образовательным, культурным и научным проектам, связанным с жизнью и деятельностью русских общин в Латвии, Эстонии и Литве.
Я считаю, что большие возможности для закрепления гуманитарных характеристик существования русского меньшинства, были потеряны в самом начале девяностых годов. А мы могли бы избежать ту же проблему «неграждан». Но тут претензии необходимо предъявить к ельцинскому руководству, к тем людям, которые имели отношение к принятию подобных решений. Их фамилии известны, и лишний раз их рекламировать я не хочу.
Тогда не произошло прямых и честных переговоров. С нашей стороны были люди, готовые отдать Западу всё. Конечно, в этих условиях прибалтийские переговорщики чувствовали себя комфортно, имея к тому же советчиков из США, Швеции, Германии и некоторых других стран.
И все же были ли с советской стороны люди, которые не хотели так просто «уходить» из Прибалтики и пытались добиться большего, например, в ходе переговоров?
Безусловно, такие люди были. Но получилось то, что получилось. И доделать то, что не было завершено в начале девяностых, крайне сложно, если не невозможно. Важно, чтобы сейчас эта тема не маргинализировалась и оставалась в центре внимания. Судя по тому вниманию, которое уделяет положению «неграждан» и русского населения в целом в странах Балтии, скажем, министр иностранных дел Лавров – эта тема остается в поле зрения, но говорить о каких-то больших успехах не приходится. Поэтому тут остается делать ставку на то, что в кругах элиты Прибалтийских стран вызреет понимание того, что договариваться и решать проблемы важнее, чем отодвигать их ещё на 10 лет.
Комментарии читателей (0):