В Китае опубликован и распространен по миру текст новой редакции Устава КПК, принятый завершившимся 22 октября XX партсъездом. В процессе подготовки и обсуждения проекта документа вокруг него, особенно в информационной сфере, ходило много слухов. На деле никаких сенсаций не случилось; текст программной части Устава по сути представляет собой сокращенный вариант, своего рода выжимку основных положений из прошлогодней резолюции VI пленума ЦК КПК 19-го созыва «Об основных достижениях и историческом опыте столетней борьбы партии».
Маленькое отступление. Тем в России, кто помнит опыт КПСС, следует иметь в виду, что в отличие от советской компартии, в КПК партийная программа существует не в отдельности, а включена в Устав в качестве политической преамбулы, именуемой «Общая программа». Это не современная инновация. Так было всегда, начиная со времен Мао Цзэдуна, который как фактический основатель КПК в ее нынешнем виде ввел именно такой порядок вещей, который объяснялся необходимостью максимальной консолидации в экстремальных условиях. Формально Мао возглавил партию в 1943 году и был седьмым по счету ее руководителем; фактически же власть к нему перешла в ходе Великого похода 1934–1936 годов, когда коммунисты в условиях японской агрессии вынуждены были отбиваться от сил правящего чанкайшистского режима, который борьбу против КПК поставил вперед противостояния японцам и напрочь отвергал предлагаемую компартией политику Единого антияпонского фронта. Пройдя с боями около 10 тыс. км, силы КПК понесли большие потери. Но успешно пересекли всю страну с юга на север и обосновались в Янъани (провинция Шэньси), которая стала центром Особого (советского) района. Именно там в 1945 году прошел исторический VII съезд, первый под руководством Мао Цзэдуна, взявший курс на революционное преобразование страны. Если проводить параллели с нашей историей, то значение этого съезда примерно сопоставимо с VI съездом РСДРП (б), который в начале августа 1917 года, констатировав исчерпание возможностей мирного развития революции, принял решение о вооруженном восстании.
Ранее на ИА REX: Исторические итоги ХХ съезда Коммунистической партии Китая
Еще здесь следует напомнить о специфике китайской социалистической или, строго говоря, в прочтении самой КПК, «новодемократической» революции, которая развивалась иначе, чем российская. Если в России партия сформировала регулярные вооруженные силы, уже оказавшись у власти, то в Китае вначале возникла Красная армия, ставшая оплотом партии, и лишь потом, благодаря ее победе в Гражданской войне 1945–1949 годов, КПК пришла к власти. Это еще одно коренное отличие от советского опыта, в котором Гражданская война 1918–1922 годов была развязана силами реакции при поддержке иностранных интервентов уже после победы Великого Октября. История китайской революции подтверждает провидческие выводы В. И. Ленина, сделанные им из триумфа Октября на склоне жизни; основатель Советского государства, опровергая каноны «классического», точнее, доимпериалистического марксизма, опираясь на своеобразие русского опыта, предсказал еще большее своеобразие в странах Востока. Именно так и получилось; поэтому то самое своеобразие борьбы за социализм и последующего социалистического строительства в Китае, которым его попрекали догматики-меньшевики, на деле явилось соединением марксизма с «национальной спецификой» — цивилизационным фактором. Прочность завоеваний социализма в этом случае обеспечивается его соединением с национальной традицией, что и у нас в России получилось далеко не сразу. Но в итоге получилось и предотвратило буржуазную реставрацию на раннем этапе социалистического строительства. Между тем западное прочтение марксизма такое своеобразие категорически отвергало, что в итоге вылилось в его ревизионистское перерождение и участие европейских социалистических и социал-демократических партий в создании двухпартийных систем, упрочивших власть и господство капитала. А также их вхождение в транснациональные, глобалистские структуры, контролируемые мировой буржуазией. От фабианско-лейбористского Международного социалистического бюро (МСБ) до II Интернационала, крах которого В. И. Ленин констатировал еще в 1915 году и предложил размежеваться с соглашательским «социализмом», переименовав пролетарские партии в коммунистические.
Задним числом можно констатировать, что и КПСС шла тем же самым путем «национальной специфики» марксизма, что и КПК, только — «русской специфики». И потеряла власть в том числе и потому, что не сумела вовремя осознать и концептуально оформить этот исторический феномен. До сих пор среди российских левых, значительная часть которых в постсоветские годы попросту не приобрела необходимых знаний основ марксизма и влачит маргинальное существование, не имеется единых представлений на эту тему. Теоретический же вакуум заполняется поверхностными спекуляциями на тему то ли «буржуазного», то ли «националистического» перерождения КПК. Поэтому трудно отделаться от мысли, что китайские лидеры, прежде всего Мао, глубже осмыслили советский опыт, связанный с эпохами В. И. Ленина и И. В. Сталина, чем их последователи в самом СССР. И если вернуться к Великой полемике между КПСС и КПК 1963 года, открыто зафиксировавшей серьезные расхождения между двумя партиями, то следует признать существенную уязвимость позиции, занятой КПСС при Н. С. Хрущеве. К тому же дискуссия развивалась на фоне появления вызвавшей немало вопросов Третьей программы КПСС (1961 г.), от которой партия так и не смогла избавиться до самого 1991 года. Сделай мы из той полемики более глубокие практические выводы, чем механическая смена лидеров, многое и в советско-китайских отношениях, и в истории второй половины XX века могло сложиться по-другому.
Но история сослагательного наклонения не имеет. Поэтому, возвращаясь к «Общей программе» КПК, отметим, что это — первая часть Устава; вторая, раскрывающая организационные принципы партии, порядок формирования и структуру руководящих органов сверху донизу, а также их полномочия и содержание партийных процедур, — это, в нашем привычном понимании, собственно Устав. Основные коррективы по сравнению с редакцией предыдущего XIX съезда КПК (октябрь 2017 г.) внесены именно в программную часть. Зачем они потребовались? Ответ простой: в 2021 году исполнилось сто лет КПК, и к этой дате было приурочено подведение итогов строительства в стране общества «среднего достатка» (то есть ликвидации нищеты и крайней бедности). Иначе говоря, с этого момента начался новый этап, цель которого трактуется как создание мощного, модернизированного социалистического государства, а сроки определены к 2049 году, к столетию КНР. Вместе эти два этапа — юбилеи КПК и КНР — соединены в концепцию так называемых «двух столетий». Будучи выдвинутой еще во второй половине 90-х годов, эта концепция, с одной стороны, уходит корнями в реформы Дэн Сяопина, запущенные в 1979 году III пленумом ЦК КПК 11-го созыва, ибо тесно связана именно с национальной спецификой социализма в Китае, представления о которой Дэн унаследовал от Мао. С другой стороны, основные постулаты «двух столетий» являются продуктом эпохи правления Цзян Цзэминя (1989–2002 гг.), при котором концепция была принята, но развития не получила. Наконец, с третьей стороны, на XVIII съезде, когда к власти в КПК пришел нынешний лидер Си Цзиньпин, концепция «двух столетий» была актуализирована и инкорпорирована в другой концепт — «новую эпоху», в рамках которой соединилась с двумя взаимосвязанными идеями, составившими стержень его правления. Во внутренней политике речь идет о «великом возрождении китайской нации» или о «китайской мечте». Во внешней политике провозглашается строительство «сообщества единой судьбы человечества», которое символизирует отказ в «новую эпоху» от гегемонии любой страны (разумеется, под «гегемоном» понимаются США) и установление между странами и народами нового, более справедливого типа отношений, в том числе торгово-экономических.
Разумеется, взяв на идеологическое вооружение наработки предшественников, которые, отметим, и тогда, и сейчас во многом связаны с именем Ван Хунина, крупного идеолога КПК, члена Посткома Политбюро ЦК прошлого и нынешнего, нового созывов, Си Цзиньпин просто обязан был уточнить определенные параметры реализации программы «двух столетий». Именно это и сделано в новой редакции программной части Устава, в которую внесен концепт, соединяющий 2021 и 2049 годы неким промежуточным финишем, которым выступает завершение к 2035 году социалистической модернизации. Перелагая этот лозунг на советский лад, думается, можно говорить о том, что к 2035 году планируется создание материально-технической базы полноценного социализма, на основе которой в последующие годы речь пойдет об адаптации к ней системы общественных отношений. И только после этого, к 2049 году, можно будет говорить о построении социализма «полностью и окончательно». Читатель постарше конечно же вспомнит, что в СССР такой вывод был сделан еще при Л. И. Брежневе, и он предполагал в том числе исчезновение возможности реставрации капитализма как изнутри, так и извне. Но в Китае, тщательно изучив советский опыт и осмыслив преждевременность подобного вывода, видимо, решили не форсировать события «для галочки», а подходить к переносу данного тезиса из теории в практику как можно основательнее. Тем более, что как мы понимаем, поставить под сомнение необратимость социалистических изменений в этой стране по-прежнему мог бы негативный сценарий развития нынешней военно-политической обстановки.
Необходимость и неизбежность внесения в программный документ соответствующих уточняющих изменений также тесно связывается с отказом от прежней практики ограничения лидерства в партии и стране двумя сроками, который был закреплен конституционными изменениями 2018 года. Работа продолжалась давно и фактически завершилась к осени прошлого года, когда перечисленные идейно-теоретические инновации получили окончательное толкование в упомянутой в начале материала исторической резолюции VI пленума ЦК, кстати, всего лишь третьей по счету за всю прежнюю столетнюю партийную историю. И констатируем, что инициаторам этой большой идеологической работы нельзя отказать в последовательности и в умении шаг за шагом выстраивать стратегию перемен таким образом, чтобы партия и общество на каждом новом этапе адаптировались к ним, не ставя под сомнение монолитность рядов и не нарушая социально-политической стабильности.
Последний тезис, кстати, — отнюдь не дань некой корректности, а конкретная норма, получившая отражение в тех минимальных изменениях, которые затронули организационную, собственно «уставную» часть Устава. Пункт 2-й статьи 3-й (1-я глава — «Члены партии»), в дополнение к прежней редакции XIX съезда, обязует коммунистов «упрочивать политическое сознание, сознание интересов целого, сознание ядра и сознание равнения, укреплять уверенность в нашем собственном пути, теории, строе и культуре», соединяя это положение с требованием «решительно отстаивать статус тов. Си Цзиньпина как руководящего ядра ЦК КПК и партии в целом, неукоснительно защищать авторитет ЦК КПК и поддерживать его единое централизованное руководство».
Остальные инновации в организационной плоскости ограничиваются двукратным упоминанием о необходимости «изучения истории КПК» (Ст. 1. П. 3 и Ст. 32. П. 2), а также требованием «совершенствования партийной и государственной системы контроля» (Ст. 46), что, как увидим, имеет непосредственное отношение к мероприятиям, обеспечившим в свое время восстановление авторитета КПК в массах.
Перечислим самые основные положения программной части Устава:
Коммунизм как «высший идеал и конечная цель партии»; отмечается, что он «осуществим только на базе полного развития социалистического общества и достижения социалистическим обществом высокой степени развития». Иначе говоря, «средний достаток» — это всего лишь начальная часть, фундамент проекта. Никто в КПК, как видим, не ставит под сомнение коммунистическую перспективу, но в партии учли упомянутые ошибки «хрущевской» программы, в которой этой перспективе явно уделялось куда большее внимание, чем повседневным задачам, что означало разрыв теории с практикой.
Следующее положение — ключ к партийной идеологии и, что немаловажно, иерархии идеологических ценностей. «КПК руководствуется марксизмом-ленинизмом, идеями Мао Цзэдуна, теорией Дэн Сяопина, важными идеями тройного представительства, научной концепцией развития, идеями Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи». Вот это положение, красной нитью проходящее через все современные партийные документы, как раз и раскрывает содержание «китайской специфики» марксизма. Начиная с упомянутого вывода В. И. Ленина, китайская революция, как считается, уходит именно в эту специфику. Главный смысл идей Мао заключается в теории «новой демократии», раскрывающей пути победы революции и строительства социализма в стране, где промышленный пролетариат, на который делает ставку «классический» марксизм, составляет минимальную долю населения. (В России он тоже не доминировал, но имелся высочайший уровень его концентрации на крупных предприятиях, и российская специфика состояла именно в этом). Если коротко, то «новая демократия» — это объединение усилий пролетариата с другими классами, задавленными эксплуатацией в условиях «зависимого капитализма», включая национальную буржуазию, против центров принятия решений, расположенных не внутри страны, а за ее пределами. «Новодемократическая» революция, о которой говорится в программной части Устава, — суть национально-освободительная, соединяющая задачи социалистического переустройства с задачами национального освобождения. Отдельная буржуазно-демократическая революция в «зависимой» стране, по Мао, во-первых, невозможна, ибо этого не допустит внешнее управление, а во-вторых, не нужна, так как в рамках «зависимости» страна уже включена в мировую капиталистическую систему. Давайте признаем, что и наш Великий Октябрь был осуществлен в стране, которая в феврале 1917 года фактически утратила субъектность, получив на месте монархии вполне конкретную систему внешнего управления, которую и уничтожили большевики, эту субъектность тем самым восстановив. Именно поэтому Великий Октябрь сочетал в себе социалистическую составляющую, на которую отечественный пропагандистский официоз делал упор, с национально-освободительным трендом, о котором, учитывая западное происхождение неомарксистской мир-системной теории, оперирующей категориями «зависимого» капитализма, в СССР предпочитали помалкивать.
Что касается других перечисленных теорий, то наследие Дэн Сяопина — это не подлежащая пересмотру политика «реформ и открытости». Идеи «тройного представительства» — базовая концепция правления Цзян Цзэминя, с которой, кстати, связывается теоретическое обоснование наделения социалистической субъектностью, вслед за пролетариатом и крестьянством, интеллигенции и предпринимательства. «Научное управление» — концепция власти Ху Цзиньтао (2002–2012 гг.). Последние два лидера, как видим, не названы поименно. Как и остальные, например, формальный преемник Мао — Хуа Гофэн. Упоминаемое в исторической резолюции VI пленума их наследие в Устав не вошло. Это является наглядным доказательством, что «магистральной» преемственностью Мао Цзэдуну в столетней истории КПК обладают только два лидера — Дэн и Си. При этом общий контекст современности, в который эти положения помещены, как и упомянутая реформа доставшейся от Дэн Сяопина системы власти, показывают, что его наследие интересно в основном экономической составляющей, а прямая линия политической преемственности прочерчивается от Мао к Си Цзиньпину.
Остановимся, пожалуй, на этом, чтобы не углубляться в детали, многие из которых лишь служат подтверждением этих ключевых положений.
В заключение о нормах партийного контроля, который в КПК связывается с Центральной комиссией по проверке дисциплины (ЦКПД). Вот базовое уставное положение:
Статья 45 (глава VIII — «Партийные органы по проверке дисциплины»):
ЦКПД ведет свою работу под руководством ЦК партии. Все местные и первичные комиссии по проверке дисциплины ведут свою работу под двойным руководством — парткомов соответствующих ступеней и вышестоящих комиссий по проверке дисциплины. Вышестоящая комиссия по проверке дисциплины усиливает руководство нижестоящей дисциплинарной комиссией. Срок полномочий комиссий по проверке дисциплины тот же, что и у парткомов соответствующих ступеней.
Причем это положение перекочевало в нынешнюю редакцию Устава из предыдущих, то есть это не новация, а устоявшаяся норма партийной жизни. Если угодно, эта норма не только наделяет руководящие партийные органы функциями перекрестного контроля, в том числе друг за другом, но и формирует между ними своеобразную конкуренцию в борьбе за результат — чистоту партийных рядов. Причем в определении вины и степени ответственности конкретных провинившихся к ним могут апеллировать как сами таковые, так и представители общественного мнения («масс»), на взаимодействие с которыми Устав ориентирует все парторганизации.
Кстати, о сроке полномочий выборных органов КПК; здесь наблюдается разительное, можно сказать, принципиальное отличие от КПСС; легислатура даже первичного парткома — такая же, как у ЦК, Политбюро и Посткома — пять лет; даже в ячейках этот срок установлен на уровне в 3-5 лет. Это исключает и текучку кадров, и работу парторганизаций на себя, когда партийная жизнь вырождалась в бесконечные ежегодные отчетно-выборные кампании, поощрявшие к тому же откровенное приукрашивание «липовой» отчетности. Ну и понятно, что в рамках такой ежегодной отчетности любая борьба с коррупцией, в которой КПК в ее отсутствие преуспела, была бы обречена выродиться в эпидемию банального доносительства.
Что в сухом остатке этого материала, возможно, более интересного историкам и специалистам по идеологии и партийному строительству, чем широкой читательской аудитории? Главное, на наш взгляд, вот в чём. Содержание обновленного Устава КПК, обеих его частей, камня на камне не оставляет от спекуляций на тему социализма/капитализма в Китае, которые по-прежнему составляют видимый процент литературы об этой дружественной и близкой нам стране. Переплетенной с нами в «ревущем» XX столетии общей исторической судьбой, а ныне — совпадающими геополитическими интересами и совместным строительством глобальной альтернативы западному гегемонистскому доминированию. Ну а российским левым, которые нередко эксплуатируют эту тему по незнанию и не отдают себе отчета в том, в какой ад мир погрузился бы после распада СССР, не сохранись в Китае такая социалистическая альтернатива, пожелаем скорейшего исторического вытрезвления. И обращения к первоисточникам. В конце концов, как писал Фридрих Энгельс, «социализм с тех пор, как он стал наукой, требует, чтобы с ним обращались как с наукой, то есть чтобы его изучали».
Комментарии читателей (0):