Президент США Джо Байден объявил, что он выведет американские войска из Афганистана к 11 сентября. Тем самым, наконец, будет положен конец самой продолжительной войне в истории его страны. Этот шаг стал более явным свидетельством того, что Вашингтон смещает фокус внимания с Ближнего Востока — и процесс этот идет уже давно. На этом фоне актуален лишь один вопрос: кто займет его место в регионе, пишет бывший министр иностранных дел Израиля Шломо Бен-Ами в статье, вышедшей 19 апреля в Project Syndicate.
На это, по всей видимости, надеется Китай. Всего за пару недель до заявления Байдена о выводе войск министр иностранных дел Китая Ван И посетил Тегеран, где подписал 25-летнее Соглашение о «всеобъемлющем стратегическом партнерстве» (ВСП) с Ираном. Этот документ будет включать в себя сотрудничество в области экономики, политики и безопасности. Этот шаг обеспокоил — и не без оснований — США.
Безусловно, Соглашения ВСП являются стандартным инструментом внешней политики Китая, который уже заключил подобные документы с другими странами региона, включая Ирак и Саудовскую Аравию. И некоторые, скорее всего, преувеличивают масштабы договора с Ираном, например, сообщая, что он включает $400 млрд китайских инвестиций в Иран. (Ни одна из сторон не подтвердила какой-либо конкретной цифры).
Но даже если ВСП не поднимет китайско-иранские отношения на новый уровень, это первое такое партнерство, которое Пекин заключил с давним противником США. В то же время КНР углубляет связи с ближайшими союзниками Америки на Ближнем Востоке, включая Объединенные Арабские Эмираты, Египет и даже Израиль.
На данный момент мотивация Китая кажется в первую очередь экономической. Помимо получения доступа к энергетическим ресурсам региона, Китай может повысить свой авторитет в передовых секторах, сотрудничая с высокотехнологичными отраслями промышленности Израиля. Вот почему — к большому раздражению США — они в последние годы резко увеличили свои инвестиции в еврейское государство.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
Китай также присматривается к Израилю в продвижении своего амбициозного плана связывания региона транспортными путями в рамках инициативы «Один пояс и один путь». Подобно тому, как Китай уже взял под контроль морские порты в других частях Азии и Европы, он обосновался в израильском порту «Хайфа». Точно так же, рассчитывая на иранскую нефть, Китай разработал прямой морской маршрут до порта Бендер-Аббас в Ормузском проливе.
Единственное, о чем США не должны беспокоиться — по крайней мере, на данный момент, — это то, что Китай начнет разжигать конфликт на Ближнем Востоке. Конечно, ВСП с Ираном упоминает о сотрудничестве в области безопасности, но это не военный альянс, и Китай не принимает сторону ни в одном военном конфликте. И всё-таки Пекин также проводит военные учения с главным противником Ирана — Саудовской Аравией.
Меньше всего Китай хочет, чтобы в результате регионального пожара был сорван экспорт нефти или были уничтожены его инвестиции в регионе. Благодаря этому Китай может считаться ответственным «акционером» в деле мира в регионе. Однако такой характер взаимоотношений КНР и стран Ближнего Востока не сигнализирует о готовности Пекина давать гарантии безопасности расположенным здесь странам. Военные союзы не являются предпочтительным инструментом Китая в его глобальной конкуренции с США.
Китай также старается не быть втянутым в затяжные конфликты в регионе. Хотя Пекин и предложил недавно провести прямые переговоры между израильскими и палестинскими лидерами, многого ожидать от этого заявления не стоит. В КНР хорошо понимают, что только благодаря огромным человеческим и материальным жертвам со стороны США Пекин смог расширить свое экономическое влияние в Афганистане и Ираке. Это не тот вид инвестиций, в которых он заинтересован.
В конечном счете экономическим интересам Китая лучше всего служит сохранение в неприкосновенности установленной на Ближнем Востоке системы безопасности под руководством США. Это отчасти объясняет, почему основными партнерами Китая на Ближнем Востоке являются в основном союзники США. Китай сделал исключение, когда подписал ВСП с Ираном, но это тоже был экономический расчет: он хочет возродить двустороннюю торговлю, которая сильно пострадала после того, как США вышли из ядерной сделки с Ираном 2015 года и восстановили санкции в 2018 году.
Фактически идея ВСП родилась только после того, как против Исламской Республики были вновь введены санкции. Момент для его подписания — прямо на фоне того, как администрация Джо Байдена пытается пересмотреть условия и вернуться к ядерной сделке, — был выбран с тем, чтобы усилить переговорные позиции Ирана, тем самым, как можно надеяться, ускорить снятие санкций.
Однако Иран заплатит высокую цену за свое партнерство с Китаем, который воспользовался экономическими трудностями Тегерана, чтобы претендовать на поставку нефти со значительными скидками. На более ранних этапах переговоров по ВСП некоторые в республике предупреждали, что Китай стремится заключить эксплуататорскую сделку, во многом схожую с соглашениями, которые закончились получением контроля над портом «Хамбантота» в Шри-Ланке.
Китая должна также опасаться могущественная ставленница Ирана в Ливане — «Хезболла». В частности, шиитской группировке необходимо будет пересмотреть свою угрозу нанести удар баллистическими ракетами по израильскому порту «Хайфа», учитывая, что теперь он практически принадлежит Китаю.
Что касается США, то их военное превосходство на Ближнем Востоке, вероятно, еще какое-то время останется бесспорным. Но военной мощи будет недостаточно, чтобы остановить стратегическое усиление Китая в регионе (и за его пределами). Для этого США также необходимо будет усилить свое политическое влияние, экономическую активность и культурное влияние. В противном случае, как сказал Байден в феврале, Китай «съест наш обед».
Комментарии читателей (0):