США занервничали. «Глубинное государство» боится сближения России и Китая?

Звонок американского президента Джо Байдена российскому лидеру Владимиру Путину, который широко обсуждается уже более двух суток, следует рассматривать реакцией Вашингтона на перемены в международной обстановке, которые происходят не в пользу США. Существует комплекс озабоченностей, который включает как ситуативные, так и долгосрочные интересы американских элит, в которых они почувствовали собственную уязвимость. Не будет преувеличением уточнить, что с учетом роли так называемого «глубинного государства» в приведении администрации Байдена к власти, звонок из Белого дома — не что иное, как зондаж России именно с этой стороны. И сделан этот шаг, представляющий собой в том числе завуалированный месседж прозападному лобби, с далеким расчетом на поощрение противоречий не только между Россией и Китаем, но внутри российского политического расклада.

Прежде всего, нужно понимать, в какой контекст помещены прошедшие переговоры, как и американское предложение «встретиться и поговорить» в третьей стране. С момента инаугурации нынешнего хозяина Белого дома администрацией был взят курс на одновременное тотальное лобовое давление Вашингтона на Москву и Пекин. Примеры откровенного хамства со стороны США во время китайско-американских переговоров в Анкоридже, а также снятия табу с обсуждения приема в НАТО постсоветских республик с неурегулированными внутренними конфликтами, который способен создавать casus belli по самому факту их вступления в блок, — наглядное тому подтверждение. Однако в США откровенно не рассчитывали, что это вызовет к жизни не просто встречную реакцию двух главных евразийских столиц, но что она окажется скоординированной и приведет к ухудшению стратегического положения Вашингтона. В ответ на прямое провоцирование военной напряженности вокруг Донбасса и в Тайваньском проливе Россия и Китай не только резко активизировали проведение встречных мероприятий военного характера, отказавшись обсуждать с Вашингтоном и его сателлитами их содержание и цели, но и приступили к быстрому двустороннему сближению. Динамика и масштабы растущего взаимодействия хорошо видны на примерах весьма плодотворных контактов глав двух МИДов — по телефону и непосредственного, в ходе встречи российского и китайского министров Сергея Лаврова и Ван И в Гуйлине. Вашингтон, разумеется, не мог не напрячься в связи с перспективой «расширенной» пролонгации российско-китайского Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве с включением в него вопросов безопасности. В китайской интерпретации это расширение было преподнесено весьма показательно. Если раньше в Китае говорили о том, что в двусторонних отношениях с Москвой не следует «вступать в союз, устраивать конфронтацию и действовать против третьих стран», то сейчас конфигурация «трех не» трансформировалась в «три нет»: отношениям «нет конца», у них «нет запретных зон» и «нет ограничений». Намек более чем прозрачный. Если к этому добавить «облом» Вашингтона в быстром строительстве «индо-тихоокеанского» аналога НАТО — сохранение противоречий между Сеулом и Токио, нежелание Индии складывать все яйца в американскую «корзину», последовательные провалы всех американских попыток заигрывания со странами АСЕАН — то налицо достаточно быстрая утрата американской стороной стратегической инициативы.

О том, что в США отказались от по-носорожьему прямолинейного подхода в пользу большей гибкости, но при этом не оставляют попыток развести Москву и Пекин между собой, «высшие сферы» американского истеблишмента сигнализировали еще в конце марта. Тогда в Foreign Affairs появилась статья президента CFR (Совета по международным отношениям) Ричарда Хааса с предложением «глобального концерта», к участию в котором приглашались Россия и Китай. С одной стороны, понятно, что речь прежде всего идет о размывании ключевой роли ООН, единственного международного института, в Совете Безопасности которого Россия и Китай наделены правом вето. Увлечение Байдена «форумом» или «лигой демократий» с повестки дня никто не снимал, но тиражирование новых институтов без фактического поражения ООН в правах ни к чему не приведет. С другой стороны, однако, сам факт того, что Вашингтон стал чесать в затылке на предмет предложения Москве и Пекину чего-нибудь совместного, пусть и в форме троянского коня, показывал, что американская позиция корректируется от нажима к маневрам, что говорит об ее ослаблении. И в самом деле: зачем «концерт», если, казалось бы, миру уже предъявлен проект глобального цифрового концлагеря «великой перезагрузки» и «инклюзивного капитализма»? Только двусмысленность плодить, порождая у союзников впечатление, что в Вашингтоне одна рука не знает, чем занимается другая, что, помимо прочего, работает на версию об ограниченной дееспособности Байдена? Всё на самом деле оказалось сложнее.

Почему речь идет именно о «разводке»? Ответом на этот вопрос является перечень тем, которые Байден предложил Путину; в каждой из них, наряду с безусловной актуальностью, содержатся нюансы, позволяющие в той или иной мере усмотреть попытку как минимум «поискать противоречия» между Москвой и Пекином. Первый и главный вопрос в интерпретации как Белого дома, который первым обнародовал информацию о разговоре, — стратегическая стабильность и контроль над вооружениями. С одной стороны, сама постановка данного вопроса американской стороной, которая на протяжении уже двух десятилетий только и занимается тем, что последовательно разрушает систему двусторонних договоренностей, выходя из них в одностороннем порядке, будь то ПРО, РСМД или «открытое небо», уже похвальна. Да и пролонгация Байденом последнего из крупных договоров СНВ-3 встретила позитивный отклик в Пекине, где поблагодарили Россию за проявленную последовательность и твердость. Речь, напомним, шла о провале попыток США побудить Китай к участию в этом договоре. И с этой «хитростью» в надежде получить односторонние преимущества, ни в Пекине, ни в Москве упорно не соглашались. С другой стороны, не исключено, что при переходе от общих разговоров к конкретике Вашингтон по своему обыкновению опять попытается вовлечь Китай. Зачем? Чтобы поискать стратегический баланс не в двустороннем российско-американском формате, а объединить потенциалы Российской Федерации и КНР, сохранив при этом их паритет с собственным не поодиночке, а суммарно. Даже если это для него недостижимо, ставка, безусловно, делается на то, чтобы сам факт обсуждения этой темы создавал обстановку недоверия и напряженности в Москве и Пекине, как и любая неоднозначная ситуация. Ну, не могут американцы утвердиться в мысли, что уровень доверия между нашими странами давно перевесил такие «напряги», да и мышление в русле холодной войны в Вашингтоне никто пока не отменял.

Еще Байден явно хочет, зацепившись за тему, на фоне переговоров попытаться реализовать заявленные еще при Дональде Трампе планы размещения в АТР, а возможно, и в Европе своих РСМД. Создается впечатление, что американская сторона, всерьез напуганная стремительным сближением Москвы и Пекина в том числе в военной сфере, пытается его затормозить притворной «готовностью к переговорам». Но делает это для отвода глаз, так, в том числе чтобы использовать предстоящий переговорный процесс опять-таки для поиска между нашими странами противоречий. И поскольку баланс, напротив, достигается как раз форматом российско-китайского партнерства, создающим противовес мощи США соответственно в военно-стратегической и экономической сфере, в Вашингтоне явно заинтересованы в его подрыве и разрушении. Такой баланс, который не обеспечивает доминирования и односторонних преимуществ, «глубинному государству» не нужен. Но прикрывают там это стремление дипломатическими маневрами, которые рассчитаны в том числе и на наивность международного общественного мнения.

Второй вопрос, поднятый Байденом, — СВПД по иранской ядерной программе. Как тут не вспомнить о совсем недавнем визите в Тегеран главы МИД России Сергея Лаврова, который вместе со своим иранским коллегой Мохаммадом Джавадом Зарифом однозначно высказался за немедленный возврат США в СВПД, без которого согласие Ирана на соблюдение всех своих обязательств в прежнем режиме невозможно? Чуть раньше стратегическое соглашение с Ираном, включающее целый ряд важнейших пунктов, в том числе связанных с инвестициями, заключил Китай. А кибертеракт против иранского объекта в Натанзе, который С. Лавров и М. Зариф также обсуждали? Словом, в условиях, когда в регионе буквально на глазах формируется российско-китайско-иранский союз, а Тегеран даже заявляет о готовности присоединиться к ЕАЭС, то не очень понятно, на что именно рассчитывает Байден, поднимая тему СВПД, но не торопясь выполнять обещанное в него возвращение. Хочет вывести Москву на некие «сепаратные» договоренности? Но это опять позиция, доверху наполненная конъюнктурой восстановления американского лидерства не мытьем, так катаньем.

Третий вопрос — Афганистан. Как известно, только на днях Байден, по сути, нарушив прежние договоренности с афганской оппозицией в лице талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ), отложил и перенес вывод из страны американского военного контингента с мая на сентябрь; талибы (организация, деятельность которой запрещена в РФ) по понятным причинам этого не одобрили, разорвав с США достигнутое ранее соглашение и потребовав соблюдать установленные сроки. То есть конфликтная ситуация сложилась по американской вине, в то время, как российская сторона на мартовскую встречу по Афганистану в Москве пригласила и «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). С одной стороны, предложение Байдена опять-таки подчеркивает глубокую вовлеченность России в мирное урегулирование афганского конфликта, а также тот факт, что под московским совместным заявлением по Афганистану подпись США тоже стоит, наряду с подписями российской, китайской и пакистанской сторон. С другой, обсуждение данной темы на фоне американского разрыва с афганской оппозицией не рассчитано ли на то, чтобы «подставить» нашу страну в глазах других участников переговорного процесса, в том числе самих афганских сторон? Опять некая двусмысленность…

Наконец, подобная же двусмысленность буквально сквозит из четвертой темы, связанной с приглашением Москвы на виртуальный климатический саммит, который пройдет 22−23 апреля. Во-первых, не успев возвратиться в Парижское соглашение по климату, Вашингтон уже явно претендует в нем чуть ли не на роль лидера. Во-вторых, в очередной раз, если угодно, замалчивается тема «особости» российского участия, которая упрямо не признается «зеленым» климатическим лобби. Ни международным, ни российским либеральным. И продиктована эта тема неурегулированным до сих пор размером поглотительного ресурса российских природных сред, которые в реальности нейтрализуют и перерабатывают гораздо больше антропогенной грязи, чем производит вся российская промышленность. Как одна из немногих стран, являющихся экологическими донорами человечества, Россия вправе претендовать на эксклюзивный статус, что, кстати, закреплено базовой для климатического процесса Декларацией Рио (1992 г.). В-третьих, опять просматривается подспудная попытка столкнуть Москву и Пекин, ибо последний является по сути единственным крупным парниковым эмитентом, ведущим учет в удельных единицах на душу населения. Москва же считает в абсолютных цифрах, и это несовпадение кое-кто мечтает трансформировать в противоречия, чтобы в дальнейшем снимать с них конъюнктурную «ренту».

Спору нет, предложенная Байденом «нормализация» российско-американских отношений давно назрела, и в ней действительно заинтересованы не только Москва и Вашингтон, но и в целом мировое сообщество, все более опасающееся наблюдающегося разгула военной истерии и милитаристского психоза. Употребим здесь эти штампы советских СМИ времен Холодной войны, ибо они в наилучшей мере отражают происходящее. Но как понимать, если вчера разговор с предложением о встрече, а сегодня — новая порция санкций вкупе с высылкой дипломатов? Разве этот эпизод не показывает в полной мере наличие у американских телефонных инициатив как минимум «двойного», а то и «тройного дна»? Как ни крути, в анализе действий США, как бы вашингтонское руководство ни настаивало на своем «прагматизме», куда более применим феноменологический подход, при котором смотреть нужно конкретные факты, а не заявления, причем прежде всего незначительные детали, за которыми скрываются определенные важные установки. России в этой «большой игре», которую ей пытаются навязать заходящие теперь «с другой стороны» США, необходимы две вещи. Во-первых, ни в коем случае не сомневаться в абсолютной правильности выбора, сделанного в пользу стратегического взаимодействия с Китаем. Во-вторых, учитывая сохраняющиеся позиции прозападного внутреннего лобби в СМИ, грубо говоря, так или иначе ограничить и минимизировать последствия пропаганды этим лобби своей линии, которая, если называть вещи своими именами, заключается в капитуляции перед Западом. Такое ограничение — не самоцель, а следствие понимания, что Байден и стоящие за ним «концептуалы» «глубинного государства» делают на эти российские прозападные круги определенную ставку, рассчитывая на обработку ими российского общественного мнения. Допустить, чтобы эта ставка сработала, учитывая рубежный, переломный характер переживаемых нами событий, Россия не вправе.