Может показаться скучным разговор о недавно утвержденной правительством стратегии развития лесного комплекса. Хорошая она или не очень, но, кажется, вещь сугубо технократическая и не содержит каких-либо социальных и общественно-политических символов и смыслов. Это не так. Вот — рядовая ситуация, которая касается всех людей. О ней знают все и на всех уровнях власти, обещают найти решение, но не могут этого сделать уже много лет.
Леса наши захламлены валежником. Лесхозы не справляются с их очисткой. Этот «хлам» нужен жителям близлежащих деревень, если он годится как древесина или для топки домов. Однако заготовка гражданами любой древесины для собственных нужд может осуществляться лишь на основании договоров купли-продажи лесных насаждений, потому что федеральный законодатель установил платность использования лесов с данной целью. Для отопления домика в 40 квадратных метров нужно 10 кубометров березовых дров в год или 20 кубов — сосновых: еловые горят быстрее. Один кубометр стоит 15 тысяч рублей, поэтому деревенские жители на дрова копят деньги целый год. А зачем платить за валежник? Это же очевидное издевательство над здравым смыслом.
Уже давно предлагалось внести в Лесной кодекс понятие валежника как, например, «естественно отпавшей, мертвой древесины в виде лежащих стволов деревьев, их частей, образовавшихся при ветровале, буреломе, снеголоме, снеговале, поврежденных грибковыми заболеваниями и насекомыми». Правительство отклонило инициативу такой записи, потому что нашему законодательству неизвестно, что такое «отпавшая древесина», «мертвая древесина», «бурелом», «снеголом», «снеговал», «грибковые заболевания». И не предложило ничего взамен. Очистка леса от валежника продолжала считаться воровством.
Несколько лет назад 73 депутата Госдумы и два члена Совета Федерации внесли новый законопроект, и в Лесном кодексе наконец-то появилось понятие валежника, но без обозначения, что это такое. Валежник отнесли к недревесным лесным ресурсам. Его сбор и использование для собственных нужд были освобождены от оплаты и документального оформления. То есть людям было предоставлено право беспрепятственного сбора валежника для личных целей. Предполагалось, что это будет способствовать улучшению пожарной и санитарной безопасности в лесах, а также позволит гражданам сэкономить значительные средства на отоплении своих домов и возведении небольших строений.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 11.04.21 Нью-деревня, приватизация берегов и частные леса: интервью
- 25.03.21 Кто победит мародёров русского леса – бумажные джунгли или московское авось
Но на деле всё оказалось по-другому. Установление порядка заготовки и сбора валежника было отдано на откуп местным властям. И — кто во что горазд. Появились варианты обязательности учета собранного валежника до его вывоза из леса; сбора только вручную без применения каких-либо инструментов; письменного сообщения о дате посещения леса для сбора валежника; ограничений по длине — не более метра. В прессе прошло сообщение о возбуждении уголовного дела после того, как молодой человек расчистил дорогу от упавшего дерева, распилив его и перетащив останки ствола к своему дому.
Депутаты и сегодня продолжают настаивать на том, чтобы в Лесном кодексе термин «валежник» получил прописку как «лежащие на поверхности земли остатки стволов деревьев, сучьев, не являющиеся порубочными остатками в местах проведения лесосечных работ, и (или) образовавшиеся вследствие естественного отмирания деревьев, при их повреждении вредными организмами, буреломе, снеговале и других природных явлений». Но воз и ныне там.
Допустим, что ситуация с валежником — частный случай, который не следует масштабировать до значения той самой малоразмерной детали, в которой скрыт дьявол. Это, конечно, не частный случай, а тупик. Федеральные чиновники признают существование проблемы, но тот путь, который предлагается субъектами права законодательной инициативы, отвергается с порога. Перенос права на региональный уровень приводит к многообразию фактов несуразного решения. В результате центр не доволен регионами, регионы не удовлетворены центром. Проблема напрочь застряла между ними и стала источником напряжения в принципе, с возведением ее на уровень противоречий полномочий. Метод делегирования полномочий превращается из продуктивной идеи в фикцию.
Фикцией стало утверждение «новой» Стратегии развития лесного комплекса Российской Федерации, что её положения «соответствуют следующим целям национального развития Российской Федерации до 2030 года: возможности для самореализации и развития талантов; комфортная и безопасная среда для жизни; достойный, эффективный труд и успешное предпринимательство; цифровая трансформация». Утверждать можно что угодно, но нужны доказательства. Их нет. Образовался словесный валежник.
В России леса преимущественно хвойные. Они занимают 45 процентов территории нашей страны. Это известно давно, как и то, что наши недра полны полезных ископаемых, а водоемы наполнены пресной водой как нигде в мире. Недавно был отмечен очередной Международный день лесов. Однако праздника почвы, леса и недр не получается, так как у нашего правительства за 50 лет существования Международного дня лесов так и не появилось достоверных актуальных сведений об имеющихся у нас лесных ресурсах. Все прошлые и нынешние официальные документы об этом пишут. Кроме этого, нет зонирования территорий по интенсивности хозяйствования. Крайне недостаточен уход за лесами. Лесовосстановление в упадке, уступая в объемах лесовырубке. Объемы восстановления леса за 20 лет сократились в два раза. То, что высаживается, зачастую наполовину гибнет из-за несоблюдения агротехники. Масштабны трагедии из-за лесных пожаров, велики потери из-за вредных организмов и пр. Правительство всё это тоже признает. Толк от таких откровений мог быть в том, если бы стратегия превратилась в строгий документ, а не в набор возможного и желательного по принципу «там и тогда».
Пока это не так. Стратегия утверждена минимальным по статусу правительственным решением — распоряжением премьера. Проще говоря, подписана собственноручно председателем кабинета министров в его кабинете или на даче в выходной день. Мишустина не насторожили очевидные противоречия того, что он подписывает. Первое противоречие заключается в том, что стратегия соединяет Минприроды России и Минпромторг России только на бумаге, чисто механически и продолжает межевать лесной комплекс на лесное хозяйство и лесную промышленность. Межа фундаментальная с перекосом в сторону Минпромторга, хотя безосновательно считает и то, и другое единой структурой. Цитирую. «Координацию и методическое обеспечение разработки и корректировки стратегии обеспечивает Федеральное агентство лесного хозяйства — в части лесного хозяйства, а Министерство промышленности и торговли Российской Федерации — в части лесной промышленности». Мониторинг и контроль реализации стратегии Минпромторгу, Минприроды, Федеральному агентству лесного хозяйства поручено осуществлять раздельно. Минпромторг является головным при подготовке доклада о реализации стратегии.
Запланирована разработка «финансово-экономической модели новой системы взаимоотношений в лесном комплексе» к концу срока реализации стратегии, а также выработка прогноза развития лесного комплекса до 2050 года. Будет происходить поэтапная централизация на федеральном уровне хозяйственных услуг и функций, «эффективность централизации которых будет подтверждена результатами проведенной аналитической работы». Короче говоря, и здесь валежник.
Действующая модель управления лесным хозяйством регулируется Лесным кодексом Российской Федерации. Этот закон заменил вертикаль управления лесами как государственной собственностью на систему, которая выглядит системной только на бумаге. В жизни же никак не уживаются принципы делегирования полномочий в сфере лесных отношений с вопросами двойного ведения. С одной стороны, есть федеральная собственность на земли лесного фонда и разделение лесоуправления и хозяйственной деятельности в лесах, с другой — децентрализация лесоуправления через передачу части функций субъектам Российской Федерации. Аренда лесных участков как основной вид использования лесов, с одной стороны, и слабо контролируемое выполнение арендаторами комплекса лесохозяйственных работ на арендованных территориях, с другой стороны, — результат правоприменения Лесного кодекса, который вступил в силу в 2006 году.
С каждым годом существования закона эксперты приобретают всё больше и больше аргументов для утверждения: именно появлению кодекса страна обязана разрушением существовавшей до этого системы органов лесного хозяйства и государственной лесной охраны. Из более чем 80 тысяч гослесохраны лесхозов было оставлено около 700 в составе структур Росприроднадзора. Кодекс переложил все лесохозяйственные и противопожарные функции на регионы и на арендаторов, что и объясняет катастрофическую ситуацию. Разрушена действовавшая ранее система опытных предприятий, испытательных станций и полигонов, опытных лесничеств. Финансирование научных исследований и разработок не превышает 0,1 процента валового внутреннего продукта, создаваемого в лесном комплексе. Около четверти специалистов не имеют профильного лесохозяйственного образования.
Разработчики стратегии постарались максимально разносторонне изложить ситуацию в сфере лесного хозяйства, лесопереработки и лесоторговли. Даже подсчитали, что собираемость макулатуры в России составляет 20−30 процентов общего объема ее образования, что значительно ниже показателей Европы (там 75 процентов) и Соединенных Штатов Америки (65 процентов). Факты конкретны, но не рождают такого же конкретного отклика с точки зрения действий правительства, которое устраивает наличие инерционного, базового и стратегического сценариев реализации стратегии. Правительство не спешит: министерствам поручено лишь в 6-месячный срок разработать план мероприятий по реализации стратегии и представить его в правительство Российской Федерации. Через шесть месяцев премьер и не вспомнит о содержании стратегии, а времени на сверку не будет.
Наверняка будущий план преимущественно будет содержать меры, связанные с лесопереработкой, а не с законодательством о лесе или с самим лесом. Общество же интересует лесное законодательство и сам лес как таковой. Хотя бы потому, что, цитирую, «в целом существующего объема экономически доступной лесосеки достаточно для реализации максимально возможного рыночного потенциала российскими производителями (с учетом возможной переориентации на внутренний рынок экспортируемого в настоящий момент круглого леса)».
После утверждения — через шесть месяцев, как предписано, — плана реализации стратегии вернемся к его анализу. Нужно посмотреть, как правительству удастся гармонизировать разнонаправленные векторы госпрограмм «Развитие лесного хозяйства» и «Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности», поскольку именно государственные программы и являются инструментами реализации стратегии. Инструменты — это бюджетные деньги. А там, где деньги, — там заканчиваются лозунги.
Особых иллюзий нет. Не успели высохнуть чернила под стратегией, как правительство одобрило изменения в Лесной кодекс, увеличивающие сроки выполнения арендаторами обязательств по «компенсационному» лесовосстановлению с одного года до трёх лет. Без всяких публичных слушаний, хотя стратегия предполагает проводить публичные обсуждения документов стратегического планирования, планов и нормативных документов в области лесного хозяйства. Надо привыкать, что «в связи с размещением инфраструктурных объектов» ежегодно будут выбывать леса на площади около 150 тыс. гектаров.
Комментарии читателей (1):