Тегеран и Анкара схлестнулись на астанинском треке

Министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф в эфире иранского англоязычного телеканала Press TV выступил со «странным» заявлением. Он обозначил, что Тегеран выступает против размещения турецких военных в Сирии и Ираке, указав, что подход Анкары к установлению таких связей с двумя соседними арабскими странами «ошибочен».

Первая «странность» в том, что, как отметили многие агентства, глава дипломатии Ирана сделал эти заявления в тот же день, когда президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган разговаривал по телефону с иранским коллегой Хасаном Рухани, чтобы обсудить двустороннее сотрудничество в области безопасности и экономики. В беседе с Рухани турецкий лидер, в частности, отметил, что США должны снять санкции с Ирана, и текущие дипломатические развития вокруг ядерной программы Тегерана предоставляют такую возможность. Это наводит на мысль, что если по глобальным проблемам, например, ядерному соглашению, Турция и Иран имеют общие подходы, то в отношении региональных, несмотря на участие в астанинском процессе, у них существуют заметные серьезные разногласия.

Суть второй «странности» в том, что 16—17 февраля в Сочи проходила международная встреча в астанинском формате с участием представителей сирийской оппозиции и правительства Сирии, делегатов ООН во главе со специальным посланником генерального секретаря Гейром Педерсеном, представителей России, Турции и Ирана, посвященная разрешению сирийского конфликта. США от участия в работе отказались. Главной темой саммита было разрешение сложностей в деятельности Конституционного комитета и восстановление суверенитета Сирии, ее независимости, единства и территориальной целостности. В заключительном документе прописаны именно такие слова, хотя очевидно, что преодолеть ворох проблем на пути миротворческого процесса пока не удалось. Следующие переговоры должны состояться в мае или в июне.

Наконец, третья «странность». Когда Зариф говорит о возможности размещения турецких военных в Сирии и Ираке, то возникает вопрос о том, насколько это реально. Так, недавно Турция провела на севере Ирака военную операцию «Коготь орла — 2» против Рабочей партии Курдистана (РПК). Власти Ирака и Иракского Курдистана не стали, а возможно, и не могли препятствовать Анкаре. Но Багдад обратился с жалобой в ООН на нарушение своего суверенитета. Напомним, что в августе 2020 года Багдад отменил визит в Ирак министра обороны Турции Хулуси Акара, а затем и все «остальные намеченные на ближайшее время» двусторонние встречи, обвинив Анкару в агрессии и нарушении принципов добрососедства. Однако пять месяцев спустя Акар посетил и Багдад, и Эрбиль. В ходе встреч с премьер-министром Ирака Мустафой Каземи и главой правительства Иракского Курдистана Масруром Барзани он призвал к совместной борьбе против РПК.

Однако представитель иракского шиитского народного ополчения «Аль-Хашд аш-Шааби», близкого к Тегерану, призвал противостоять «турецкой агрессии». В этой связи многие арабские СМИ сообщают, что усиление подразделений шиитского ополчения в Ираке было согласовано с РПК, а связанные с Багдадом силы безопасности этому не препятствовали. Что касается Дамаска, то он всегда выступал против турецкого военного присутствия на своей территории и вынужден был принять участие Турции в событиях в Идлибе только в силу астанинских договоренностей. Россия была и остается единственной страной, которая поступает в рамках действующего сирийского законодательства. Поэтому появление турецких баз на территории сопредельных Ирака и Сирии на постоянной основе проблематично. В то же время у Турции в треугольнике Сирия — Ирак — Иран свои геополитические интересы, связанные главным образом с курдской проблемой.

Кстати, многие турецкие эксперты связывают нынешнюю активизацию действий Турции на иракском и сирийском направлениях с предполагаемой новой стратегией президента США Джо Байдена по расширению американского военного присутствия в Сирии и создания там государства курдов восточнее Евфрата. По их мнению, в Сирии, а может быть не только там, не исключена вспышка очередного вооруженного конфликта. Эксперты отмечают, что Анкара рассчитывает на увеличение присутствия вблизи иракско-сирийской границы, чтобы «применить удушающий захват» к районам на северо-востоке соседней Сирии. Они контролируются лояльным США неправительственным альянсом, костяк которого составляют курдские военизированные формирования. Так что Эрдоган вынужден лавировать между региональными игроками, в том числе учитывать фактор Ирана.

С одной стороны, в отношении курдской проблемы у Эрдогана с Тегераном общие позиции. С другой, он выступает против Дамаска, что не устраивает Иран, и это в складывающих новых геополитических условиях еще туже затягивает «сирийский узел», когда наружу вылезает историческая матрица. Недавно иранская газета Mashregh написала, что «Турция считает северную часть Ирака вплоть до Мосула собственной территорией». В статье среди причин вторжения Турции в Ирак упомянуты следующие факторы: сепаратизм иракских курдов, беспокойство по поводу израильского присутствия в Курдистане, контроль над нефтяными и газовыми ресурсами Северного Ирака. В то же время эту часть Ирака и Иран относит к зоне «исторической ответственности», что ярко отражает сложившуюся на Ближнем Востоке ситуацию: столкновение интересов Ирана и Турции.

Несмотря на улучшение сотрудничества между ними по двусторонним вопросам, в том числе по сирийским курдам, страны продолжают конкурировать за влияние в Ираке и Сирии, хотя с точки зрения Анкары несогласие Багдада с присутствием турецких войск не столько результат противоречий между Турцией и Ираком, сколько между Турцией и проиранским шиитским правительством в Багдаде. Турция также считает, что Иран стремится к созданию наземного коридора к Средиземному морю, к берегам Сирии и Ливана, самый короткий путь к которым из Ирана пролегает через Мосул. И Анкара стремится сорвать этот проект. А в Мосуле арабские лидеры рассматривают исторические связи с Турцией как противовес влиянию шиитского Ирана. Одним словом, все предельно запутано. Эти события в очередной раз доказывают важность астанинского процесса, который взял в свои руки судьбу региона. Это единственный путь обеспечения спокойствия, мира и безопасности.