Не надо строить китайский курс США на сантиментах – Foreign Affairs

В июле этого года исполнится пятьдесят лет с того момента, как президент США Ричард Никсон объявил о том, что станет главным достижением во внешней политике: о сближении с Китаем. В феврале следующего года, когда пресса заявила о «неделе, потрясшей мир», он прилетел в Пекин, чтобы встретиться с Мао Цзэдуном, лидером коммунистического Китая. Так началось полувековое сотрудничество Вашингтона с Пекином. На тот момент Китай был «самым важным союзником Советского Союза» и «острием копья, продвигавшим коммунистические революции во всём мире», пишут профессор Гарвардского университета и автор теории о «ловушке Фукидида» Грэм Эллисон, а также основатель и председатель китайской инвестиционной фирмы Primavera Capital Group Фред Ху в статье, вышедшей 18 февраля в Foreign Affairs.

Но за какие-то десять лет президент США Джимми Картер нормализовал отношения, признав режим в Пекине единственным законным правительством Китая и расторгнув договор об обороне США с Тайванем. Остальное уже история: Китай помог Соединенным Штатам выиграть холодную войну, а потепление в американо-китайских отношениях позволило Азии стать самым экономически динамичным регионом мира.

До прихода к власти администрации Трампа взаимодействие с Китаем приветствовалось как редкий межпартийный успех во внешней политике США, причем как демократы, так и республиканцы соглашались, что Вашингтон может сотрудничать с Пекином для продвижения американских интересов и ценностей. Сегодня, когда правительство Китая встало на более репрессивный курс внутри страны и стало осуществлять агрессивные шаги за границей, лидеры обеих американских партий заявили, что взаимодействие закончилось неудачей. Как писали в журнале Foreign Affairs в 2019 году старший советник президента США Джо Байдена по Азии Курт Кэмпбелл и советник президента по национальной безопасности Джейк Салливан: «Эра взаимодействия с Китаем подошла к нелицеприятному завершению».

Тем не менее не стоит забывать, в чём был смысл идти на взаимодействие с Китаем. На протяжении большей части последнего полувека усилия по улучшению связей со страной не сводились лишь к ее преобразованию. Еще со времен правления Никсона мотивы такого сотрудничества были явным образом далеки от сентиментальности: найти противовес против Советского Союза, убедить Китай прекратить экспорт революций и помочь миллионам людей вырваться из нищеты. Только после окончания холодной войны желание изменить Китай стало важной целью политики США.

Сегодня, когда Байден и его команда разрабатывают новую стратегию для решения главной международной проблемы этого поколения, многие призывают их вообще отказаться от какого бы то ни было взаимодействия с КНР. Это было бы ошибкой. Вместо этого администрация должна прислушаться к главному уроку пятидесятилетней политики США в отношении Китая: лучше всего она работает, когда упор делается на реалистичных геополитических целях, необходимых для защиты американских интересов, и хуже всего, когда пытается заниматься политической инженерией для продвижения американских ценностей.

Логика взаимодействия

Поскольку имеются исторические данные, никакого смысла для споров о том, чего хотели добиться Никсон и его преемники — Джеральд Форд, Джимми Картер и Рональд Рейган — во время последующих лет холодной войны, когда стремились улучшить отношения с Китаем. Для каждого из этих четырех президентов цель была в первую очередь геополитической. Никсону нужно было решать непосредственную задачу: создать условия для вывода более 100 тыс. американских солдат, увязших во Вьетнаме.

Однако для всех глава Белого дома главной целью было изменить баланс сил против Советского Союза, добиться которого можно было с помощью расширения пропасти между ним и Китаем. По словам Генри Киссинджера, советника Никсона по национальной безопасности, сближение Вашингтона и Пекина стало шагом на пути к «треугольной дипломатии»: чем больше становилась пропасть между Москвой и Пекином, тем больше каждый из них был готов идти на сотрудничество с Вашингтоном.

Своей целью Никсон, Форд, Картер и Рейган видели именно это — никто из них не пытался изменить Коммунистическую партию Китая. Если бы кому-то из этих президентов предложили сделку, благодаря которой Вашингтону была бы гарантирована победа в холодной войне с одним лишь условием — политическая система КНР оставалась бы без изменений, они бы согласились, не задумываясь ни секунды. Рейган признал это в 1984 году. После шестидневной поездки в Китай он попытался успокоить тех, кто высказывал сомнения относительно взаимодействия с Пекином.

«Я антикоммунист, если говорить о коммунизме для Соединенных Штатов», — подчеркнул он.

«Но я никогда не считал, что мы должны навязать нашу форму правления какой-то другой стране», — добавил, настаивая на том, что США и Китай могут «мирно сосуществовать».

Эти президенты также стремились вовлечь Китай «в шатер» формирующегося мирового порядка под руководством США. Как однажды заметил президент Линдон Джонсон о другом сопернике, директоре ФБР Эдгаре Гувере: «Лучше пусть остается внутри палатки и мочится наружу, чем снаружи — внутрь». На встрече с сотрудниками своей администрации Никсон изложил логику сближения с Китаем.

«Причина, по которой это должно быть сделано, заключается в том, что на их долю приходится четверть населения мира, — сказал он. — Сейчас мощной в военном плане державой их назвать нельзя, но через 25 лет они будут решающей силой. Если мы сейчас не сделаем то, что мы можем сделать, чтобы положить конец этой изоляции, нас ждут очень большие риски».

Впоследствии Киссинджер отмечал, что «Никсон… призвал к ослаблению напряженности на основе геополитических соображений, чтобы вернуть Китай в международную систему».

Картер — вместе со своим советником по национальной безопасности Збигневом Бжезинским — продолжил усилия по интеграции Китая в этот миропорядок. Несмотря на его явную приверженность правам человека, Картер объяснил в 1978 году, что мир «должен учитывать разнообразие — социальное, политическое и идеологическое». Бжезинский был более откровенен на брифинге в следующем году для группы бизнес-лидеров.

«Мы признаем, что [Соединенные Штаты и Китай] имеют разные идеологии, а также экономические и политические системы», — указал он.

«Мы не питаем ни надежды, ни желания, что с помощью обширных контактов с Китаем мы сможем переделать эту страну по образу и подобию Америки», — добавил советник Картера.

Помимо целей обеспечения безопасности, Никсон, Форд, Картер и Рейган «хотели» способствовать развитию Китая, в котором проживало самое большое количество бедных и голодных людей в мире. Как и их предшественники, эти американские лидеры «считали», что США «обязаны» помочь другим выбраться из нищеты. Именно эта убежденность стала одним из основных факторов, повлиявших на решение Вашингтона после Второй мировой войны пойти на реконструкцию Европу, создать Всемирный банк и основать то, что стало Агентством США по международному развитию.

Что удалось

Если судить по собственным стандартам США, то взаимодействие Вашингтона с Пекином можно считать успешным. Его главная цель — расширение пропасти между Москвой и Пекином — быстро принесла плоды. В мае 1972 года Никсон прилетел в Москву на встречу на высшем уровне с советским генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым. Никсон и Брежнев подписали Договор о противоракетной обороне и Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений, что знаменовало начало периода сдержанной конкуренции, известного как разрядка. Возможно, даже более ценным для США было то, как сближение с Китаем подорвало претензии коммунизма на идеологическую солидарность. В конце концов, Мао Цзэдун установил отношения с заклятым врагом своей страны, не посоветовавшись со своим старшим партнером по коммунистическому блоку.

Сближение также было причиной более широкого изменения внешней политики Китая, который стал проводить более реалистический геополитический курс. Первым признаком ослабления революционного энтузиазма стало то, что Пекин уменьшил свою поддержку коммунистов Северного Вьетнама и подтолкнул их к мирному соглашению, которое они подписали с Соединенными Штатами в 1973 году. Когда СССР вторгся в Афганистан в 1979 году, Китай стал жизненно важным союзником администрации Рейгана, которая проводила тайную войну против советских войск, поставляя деньги и оружие афганским оппозиционным группировкам. А по мере обострения напряженности в отношениях с Советским Союзом в 1980 году Китай даже разместил на своей территории американские радары и системы наблюдения.

А как насчет второй цели взаимодействия — вовлечь Китай в мировой порядок? Шаги в этом направлении также оказались удачными. Сегодня, когда стало модно демонизировать Китай, трудно оценить, насколько далеко страна ушла от того «революционного баламута», которым она когда-то была. В 1960-х и 1970-х годах он поддерживал освободительные войны по всему миру, помогая Пакистану и Северной Корее разрабатывать ядерное оружие, выступая против миротворческих операций ООН и изолируя себя от мировой экономики. Сегодня он стал активным членом всех крупных международных организаций. Он направляет больше всего войск в миротворческие усилия ООН, тогда как его финансовый вклад в них второй по величине. В Совете Безопасности ООН он редко пользуется правом вето и обычно голосует вместе с США.

Возможно, наиболее показательный пример успешной интеграции Китая в мировую систему произошел во время финансового кризиса 2008 года, когда Соединенные Штаты срочно попытались заручиться глобальной поддержкой, чтобы предотвратить новую Великую депрессию. Несмотря на то, что из всех крупнейших экономик Китай пострадал меньше всего, и хотя кризис начался в Соединенных Штатах, Пекин быстро откликнулся на призыв Вашингтона. Китай был первой страной, которая пошла на стимулирование экономики, а его пакет помощи в $2 трлн был самым большим в мире. В разгар резких колебаний рынка, когда Москва пыталась убедить Пекин избавиться от огромных запасов казначейских векселей США, Китай категорически отверг этот совет.

Что касается третьей цели взаимодействия, вывести жителей КНР из нищеты, результат оказался чуть ли не настоящим чудом. После устроенного Никсоном сближения в Китае начались несколько десятилетий экономического роста, который привел к самому резкому сокращению бедности среди всех крупных стран в истории. Страна достигла этого, «отказавшись от коммунистической экономики» и приняв западные принципы свободного рынка. В 1978 году девять из десяти китайцев жили за чертой «крайней бедности», по данным Всемирного банка, — $2 в день. Сегодня более девяти из десяти живут выше этой черты.

Всеобщая декларация прав человека, на которую часто ссылаются критики Китая, содержит два набора прав: экономические и социальные, с одной стороны, и политические, с другой. Как и Конституция США, декларация подтверждает право на свободу выражения мнений и представительное правительство. Но в нём также говорится, что «каждый человек имеет право на уровень жизни, необходимый для здоровья и благополучия его самого и его семьи». Хотя успехи Китая в области политических прав были ужасающими, когда дело доходит до расширения экономических прав граждан, он превзошел самые смелые мечты.

Изменить Китай

С момента организованного Никсоном сближения и до окончания холодной войны политика США в отношении Китая преследовала эти конкретные практические цели — и в значительной степени увенчалась успехом. Но после распада Советского Союза, охваченные эйфорией победы, многие думали, что мир достиг «конца истории». Политики США предвидели «однополярную эру», в которой либеральная демократия и рыночный капитализм восторжествуют и воцарится мир.

Эти идеи легли в основу ожиданий президента Джорджа Буша и президента Билла Клинтона о том, что интеграция Китая в международную торговую систему заложит основы нового либерального мирового порядка. Как объяснил Клинтон свое обоснование приглашения Китая вступить во Всемирную торговую организацию в 2000 году: «Китай не просто соглашается импортировать больше нашей продукции; он соглашается импортировать одну из самых заветных ценностей демократии — экономическую свободу».

Клинтон был уверен в существовании связи между экономической и политической либерализацией.

«Чем больше Китай либерализует свою экономику, тем более полно он раскроет потенциал своих людей — их инициативу, их воображение, их выдающийся дух предпринимательства, — сказал он. — И когда у людей есть власть… чтобы реализовать свои мечты, они потребуют большего права что-то решать».

Президент Джордж Буш и президент Барак Обама перенесли это стратегическое видение в двадцать первый век. Как и Клинтон, они оба считали, что экономическое взаимодействие с Китаем будет способствовать чаяниям китайского народа и в конечном счете вынудит китайское руководство сделать политическую систему страны более открытой. Как заявил изданию Foreign Policy высокопоставленный чиновник администрации Буша, «их политика будет соответствовать нашей — не через несколько месяцев, но это произойдет». Уверенный в неизбежности развития событий по этому сценарию, Обама сделал тот же прогноз во время поездки в Китай в 2009 году, заявив, что «когда вы начинаете смотреть на экономическую свободу таким образом, тогда начинается подготовка политической свободы».

Теперь стало очевидно, эти ожидания были иллюзиями. Китай никогда не собирался становиться демократией и идти по стопам Японии и Германии, заняв отведенное ему место в международном порядке, возглавляемом США. Причиной такого провала стала именно та форма слепоты, которая сопровождала стратегическое видение: Соединенные Штаты были очарованы идеальной целью, не признавая, что она недостижима.

Уроки истории

Глядя на эту историю отношений с Китаем, администрация Байдена должна извлечь четыре поучительных урока. Во-первых, при достижении геополитических целей взаимодействие чаще оказывалось успешным, чем заканчивалось провалом. Вашингтону удалось найти возможность уйти из Вьетнама и, что более важно, изменить баланс сил против Советского Союза. Убедив Пекин в том, что он может добиться большего, если присоединится к международному порядку под руководством США, Вашингтон сумел замедлить распространение ядерного оружия, противостоял глобальному терроризму, способствовал глобальному экономическому росту и избежал новой Великой депрессии.

Секрет успеха заключался в том, что США сформировали объективные условия, позволяющие убедить китайских лидеров в том, что в их интересах делать то, что хочет Вашингтон. С учетом значительного роста могущества Китая Байдену и его команде будет гораздо труднее следовать этому сценарию. Тем не менее они обнаружат, что только путем создания правильных союзов и согласований с другими странами Соединенные Штаты могут повлиять на поведение Китая.

Во-вторых, те, кто выступает за смену режима в Китае для продвижения демократии, заблуждаются так же, как и те, кто разжигает войны на Ближнем Востоке, преследуя ту же цель. Когда Майкл Помпео был госсекретарем, он предложил сделать эту цель центром политики США в отношении Китая и попытался привлечь к этому делу другие страны. Подобный подход был бы верным рецептом для провала. Американцы никогда не должны колебаться в своем убеждении, закрепленном в Декларации независимости, что все люди имеют «неотъемлемые права» — и что эти права распространяются на 1,4 млрд человек, находящихся под властью Пекина, включая 13,5 млн уйгуров и 6,5 млн тибетцев.

Но для устранения непосредственных угроз выживанию США необходимо работать с таким Китаем, каким он является, а не мечтать о Китае, о котором можно было бы мечтать. Предотвращение военных кризисов, борьба с изменением климата, сдерживание будущих пандемий, предотвращение распространения ядерного оружия, борьба с терроризмом, управление финансовыми кризисами — ничего из этого невозможно сделать без признания того факта, что автократический режим в Пекине управляет Китаем сейчас и будет продолжать делать это для обозримом будущем.

В-третьих, урок для Байдена заключается в том, что политика открытости и интеграции была движущей силой экономического роста мира и останется важной для успешного будущего. Пока президент США Дональд Трамп был занят тем, чтобы обратить внимание США внутрь себя, председатель КНР Си Цзиньпин выступил в роли движущей силы глобализации. Большая часть мира с энтузиазмом приветствует возвращение Соединенных Штатов.

Но Вашингтон возвращается, обладая меньшей долей мирового ВВП, и сталкивается с соперником, экономика которого сейчас, по некоторым показателям, не уступает его собственной. Таким образом, Соединенные Штаты будут бороться за создание равных условий игры, в которой глобальная конкуренция может приносить беспроигрышные результаты и гарантировать получение своей доли выигрыша. Тем не менее это то, что должно быть сделано, — и никто не сказал, что управление государством дается легко.

Наконец, как это часто бывает в истории, успех в решении огромной задачи одного поколения создает новую, более серьезную задачу для тех, кто следует за ним. Взаимодействие с Китаем позволило Соединенным Штатам одержать верх в главном противостоянии двадцатого века. Благодаря ему же Вашингтон теперь вынужден проводить долгосрочное соперничество с тем, кого сингапурский государственный деятель Ли Куан Ю справедливо назвал «крупнейшим игроком в истории мира». В широком контексте истории такова судьба Соединенных Штатов: противостоять последовательно более серьезным вызовам, от Войны за независимость до холодной войны. По мере того как развивается нынешнее противостояние Вашингтона с Пекином, стоит вспомнить слова, сказанные Киссинджером в 1976 году о решении последнего серьезного вызова: «Мы знаем, что мы должны делать. Мы также знаем, что можем. Осталось только это сделать».