Отзвуки украинской церковной войны: кипрский порыв

Религия невозможна без веры. Без той веры, которую апостол Павел определил как «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евреям, 11:1). Но если «религия» — это «Вера», то «Церковь» — это, безусловно, «политика». Так было всегда. Небольшой город Византий в I веке новой эры с точки зрения христианской агиографии ничем примечателен не был. Ну, проходил там апостол Андрей Первозванный, ну, поставил он там предстоятелем христианской общины своего ученика Стахия. Но основные чудеса апостол совершал в Вифинии и Македонии, да и казнен он был в пелопонесских Патрах.

Однако вмешалась политика. Византий в 330 году стал Константинополем, любимым детищем всемогущего императора Константина. Хотя «городом» с точки зрения римского права он стал только с 359 года, когда туда впервые был назначен префект (Гонорат). А Церковь всегда обретается подле Власти. И только поэтому епископ Константинополя стал вторым по значению лицом в еще не разделившейся христианской Церкви. Об этом предельно откровенно свидетельствует 28-е правило IV (Халкидонского) Собора, предоставившего преимущества святейшей церкви Константинополя, нового Рима: «Ибо престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град… епископы, предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима, праведно рассудив, да град получивши честь быти градом царя и синклита, и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет вторый по нем» (451 год н.э.).

С тех пор константинопольский епископ-патриарх, особенно после Великого Разделения 1054 года, был первым по чести, но равным во власти среди прочих предстоятелей канонических автокефальных Церквей. Да и какая там «власть», если после 1453 года константинопольский патриарх был не более чем «миллет-баши» (чиновником турецкого султана), который в случае чего мог его и на виселицу отправить (как Григория V, например). Да и сейчас та область, правящим архиереем которой является Константинопольский патриарх (Константинопольская архиепископия), состоит из пяти благочиний. На ее территории расположены десять монастырей, 37 православных общин, в которых служат 26 священников и диакон, действуют 12 начальных школ, четыре средних учебных заведения (Патриаршая Великая школа нации, гимназия и лицей «Зографион», Центральная женская гимназия, женская гимназия «Заппион») и десять столовых. Все!

Но этого, плюс исторический авторитет, хватило, чтобы в прошлом году объявить Украину своей «канонической собственностью», а главу Украинской православной церкви Московского патриархата митрополита Онуфрия обозначить не лидером Церкви, а простым «жителем Киева». В Московском патриархате искренне надеялись, что предстоятели остальных канонических восточно-православных Церквей не признают новую Церковь и ее митрополита Епифания. Но первый удар нанесли Александрийская и Элладская Церкви, признавшие СЦУ в октябре 2019 года. Спустя год предстоятель Кипрской Церкви архиепископ Хризостом II упомянул Епифания во время литургии. 25 ноября Священный синод Кипрской Церкви решил «не выступать против» этого признания СЦУ со стороны архиепископа.

Кипрский синод принял решение не единогласно: семь авторитетных епископов выступили против, а один из самых авторитетных, митрополит Киккский заявил, что он «будет поминать архиепископа Хризостома по икономии», но не будет сослужить, если архиепископ станет поминать Епифания. Противники решения Хризостома уже сейчас ищут пути его дезавуирования. Так, президент факультета теологии Университета Никосии Христос Ойконому даже нашел четыре исторических примера Синодов, где возражения меньшинства отменили решения, принятые большинством.

Но это все — уже «кулаки после драки». Решение никто отменять не будет (зачем терять лицо?), и в своем «активе» СЦУ может считать уже голоса четырех Церквей-сторонников. И их будет больше. Потому что «религия» — это «политика». Ведь формирование церковной «проукраинской» оси очень просто объясняется политическими мотивами. Греция и Египет сейчас делят Восточное Средиземноморье с целью безопасной добычи углеродов в Восточном Средиземноморье, а именно в районе Кипра. Стоит ли удивляться, что Церкви этих стран, со времен римского императора Константина Великого «симфонирующие» светской власти, тоже мобилизуются в рамках единой политики?

И если это так, то к группе «признающих СЦУ» стоит ожидать присоединения канонических Церквей стран Евросоюза и «стремящихся туда» — Грузинской, Румынской, Албанской и Болгарской. Крохотные Церкви Польская, а также Чешских земель и Словакии, скорее всего, будут держаться Московского патриархата (хотя бы потому, что он элементарно богаче всех остальных Церквей). Исторически предрасположенная к России Сербская церковь, скорее всего, тоже, хотя неизвестно, кто там заменит на патриаршем престоле умершего патриарха Иринея. Так что при любом раскладе Московскому патриархату придется менять и стратегию, и тактику: ставка на изоляцию откровенно раскольнической СЦУ не сработала.

Опускать руки Чистый переулок явно не собирается. Иначе бы не исключал из своего диптиха (списка имен предстоятелей автокефальных церквей, в котором имена перечислены в традиционном порядке чести) Константинопольскую, Элладскую, Александрийскую и ныне Кипрскую церкви. А это означает, что другой политический проект «коллективного Запада» — раскол восточно-православных Церквей — формально завершен, и завершен удачно.

Хотя еще Джон Кеннеди неоднократно замечал, что «в китайском языке слово «кризис» состоит из двух иероглифов, один из которых представляет опасность, а другой — возможность». Раскол восточного православия дает Русской церкви возможность действий уже в качестве «первой», если не по чести, то по значению.