Курс на «евразиацию» как главный итог российско-китайского Валдая

В рамках Валдайского клуба в онлайн-формате прошла важная и интересная конференция на тему «Новый евразийский мультилатерализм: ответ Китая и России». Ряд известных специалистов по международным и двусторонним российско-китайским отношениям с обеих сторон обсудили состояние и перспективы глобальной ситуации, а также тенденции развития так называемой «Большой Евразии». Роль и значение этого мероприятия, на наш взгляд, не получившего должного освещения в СМИ и потому существенно недооцененного, далеко выходит за границы двусторонних отношений и напрямую связано с начинающимся процессом глобального переустройства на долгожданной основе глобальной альтернативы, которая выдвигается в противовес нынешнему западо-центричному миропорядку. Если коротко, то речь идет о завершении глобализации и ее замене, условно говоря, «евразиацией». Но обо всем по порядку.

Повышенная острота была заложена уже в тематику конференции. Ответом Москвы и Пекина на попытки удержания Вашингтоном глобального доминирования провозглашается фактическое исключение из территории этого доминирования Евразии. И превращение Евразийского континента в зону «нового мультилатерализма» или многосторонних подходов, основу которых составляет геополитический консенсус России и Китая в рамках «Большого Евразийского (или Евроазиатского) партнерства». Доступ сюда Вашингтону как минимум ограничен. И понятной стратегической целью, которая пусть и не провозглашается, но четко подразумевается, является предельное сужение сферы его влияния по всей Евразии, включая Европу. Чтобы понятней раскрыть смысл, отметим, что слово «глобальный» в выступлениях участников практически не звучало, а вот слово «евразийский», напротив, служило лейтмотивом, красной нитью проходившей через все выступления. Причем, особенно жестко это подчеркивалось китайскими спикерами, которые, рассуждая о евразийских перспективах, не уставали констатировать скорый крах американской гегемонии. Подход российских участников был мягче: о США предпочитали не вспоминать, очерчивая круг интересов конкретными вопросами, решение которых ускорит сближение и интеграцию Евразии.

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 17.01.21   Российско-китайская торговля в интерьере общих евразийских интересов
• 19.12.20   Российско-китайские отношения как стержень глобальной стабильности
• 28.10.20   Валдайское выступление Путина как ответ очередному «Чемберлену»
• 24.10.20   Валдай: военное взаимодействие Москвы и Пекина выходит на новый уровень

Теперь конкретика. Основные тезисы китайской стороны, прозвучавшие в выступлениях представителей пекинского CITIC-фонда Кунь Даня и Ван Сянсюя, а также экс-президента ЭКСИМ-банка Ли Жогу и военных аналитиков Ван Дзюньли и Ван Хайюня, следующие. Эпидемия коронавируса, с которой Китай справился, а США нет, обозначила упадок американской гегемонии, угрожавшей миру. Пекин не претендует на аналогичную гегемонию, а ведет с американскими гегемонистскими притязаниями борьбу в общих интересах стран развивающегося мира. Участие Китая в формировании того, что именуется «новым мировым порядком» (в который вкладывается иное, оригинальное толкование, отличное от устоявшегося термина, внедренного в 1990 г. еще Джорджем Бушем-старшим), ограничивается Евразией. Именно Евразия должна стать колыбелью такого миропорядка, осью которого, в свою очередь, служит российско-китайский альянс, выраженный идеей Владимира Путина о «Большом Евразийском партнерстве». Такое партнерство, открывающее новую эпоху в международных отношениях, зиждется на сопряжении между собой двух базовых интеграционных проектов — ЕАЭС и «Пояса и пути», которое евразийские гиганты осуществляют собственными силами, без участия США и Запада, взаимно поддерживая эти проекты мощной системой экономических, политических и иных связей. Условием достижения этих заявленных целей служит открыто провозглашенная на Валдае деглобализация, причем, как естественная, обусловленная американским упадком, так и «принудительная», связанная с противодействием глобализации со стороны объединенных усилий Пекина и Москвы. Место сданной в архив прежней глобализации должна занять идея «новой глобализации», основанной на «евразийском подходе». Поскольку такой подход ограничивается Евразией (почему мы и употребили применительно к нему новый термин «евразиация»), постольку помимо экономики, центральной задачей становится формирование на континенте новой системы безопасности, связанной с ШОС как концентрированным выражением российско-китайского взаимодействия. Показательно: БРИКС даже не упоминается. Таким образом Евразия превращается в бастион «евразиации», с помощью которой прежняя глобализация выталкивается за пределы континента, на океаническую мировую периферию. Внутри Евразии этим процессам способствует поддержка российско-китайских инициатив другими странами и объединениями, и путем к этой поддержке являются действия Москвы и Пекина, направленные не только на удовлетворение собственных интересов, но и на (свойственный лидерам — В.П.) альтруизм и помощь, адресованную прежде всего странам-участницам проектов ЕАЭС и «Пояса и пути». Считается, что по мере продвижения этих тенденций в их орбиту начнут втягиваться и страны нынешнего Европейского союза (ЕС), а также «других континентов» (надо полагать, что речь здесь идет об Африке и Латинской Америке).

Следует особо подчеркнуть, что важнейшим приоритетом евразийской безопасности с китайской точки зрения является сфера здравоохранения. В условиях пандемии это важнейший пункт общей повестки, и обращение к нему «по умолчанию» раскрывает многое. В первую очередь, понимание Пекином высокой вероятности рукотворного характера коронавируса. Не случайно среди «десяти вопросов» «Жэньминь жибао», опубликованных 2 мая текущего года, фигурировала тема закрытия из-за возможных утечек биоматериалов в августе прошлого года армейской вирусологического центра и лаборатории в Форте Детрик, штат Мэриленд. А также вопрос об участии американского Минздрава и социальных служб в проведенных тогда же в октябре вместе с фондом Билла и Мелинды Гейтс и Всемирным экономическим форумом пандемических учениях, известных как «событие 201». И из этого понимания вытекает готовность исключить пандемические эксперименты в Евразии в дальнейшем, что и скрывается за формулировкой «безопасности здравоохранения». Для нашей страны, с учетом нынешней ситуации, это важно вдвойне, ибо за эпидемиологической безопасностью недвусмысленно следует безопасность политическая и конституционная, угрозу которой создают разнообразные групповые и клановые «игры» вокруг медицинской проблематики.

Поддержав, а в некоторых случаях и усилив китайские подходы, российская сторона дискуссии, представленная специалистом Центра китаеведения МГИМО Алексеем Воскресенским, руководителем одного из департаментов Евразийской экономической комиссии Андреем Пантелеевым, а также профессором СПбГУ Яной Ликсютиной, обратила внимание на практическую сторону. Прозвучал ряд важных вопросов:

• о «трансрегионализации» международного права, которая связывается с координацией региональных и межрегиональных институтов;
• о законодательной базе Большого Евразийского партнерства и институтах его управления: хватит ли традиционных экономических рычагов (рабочие группы, банки и т.д.) или потребуется более привычная для наших стран распорядительная основа — так между строк читалась эта дилемма;
• о конкретных формах сопряжения проектов ЕАЭС и «Пояса и пути»: обычное экономическое сотрудничество — одна история, не требующая дополнительных форматов, а зона свободной торговли — уже другая, и для нее придется приводить оба проекта, один из них экономический, а другой — инфраструктурный, к некоему общему знаменателю;
• еще одной дилеммой прозвучал характер сотрудничества: готова ли китайская сторона к строительству «Большой Евразии» на паритетной основе, с полноценным учетом российских интересов.

Несколько особняком прозвучало предельно конкретизированное, выдержанное в духе скорее китайских, чем российских участников конференции, выступление руководителя Центра АСЕАН МГИМО Виктора Сумского. Было подчеркнуто, что условием реальной, а не декларативной реализации евразийских проектов, которые мы обобщаем понятием «евразиация», является постоянно укрепляющееся российско-китайское партнерство, важнейшее место в котором занимают вопросы безопасности, не менее актуальные, чем экономическое взаимодействие. Данный вопрос, на наш взгляд, совершенно справедливо увязывался с пониманием, что объединение Москвы и Пекина имеет под собой не только перспективное видение будущего, но и суровую современную реальность, в которой наши страны на протяжении уже длительного периода подвергаются «комплексному давлению» со стороны США. Добавим, что это тот самый случай, когда «не было бы счастья, да несчастье помогло». Нет сомнений, что сближению России и Китая не было, и нет никакой разумной альтернативы, но пробивать путь оно могло себе еще долго, если бы не американское поведение «слона в посудной лавке».

Что еще обращает внимание? Лейтмотив обсуждения на конференции вольно или невольно апеллирует к классическим канонам геополитики. Они вышли из-под пера западных стратегов и связаны с дихотомическим противостоянием Моря и Суши — цивилизации Запада, ядро которой представлено морским англосаксонским конгломератом, и континентальной цивилизации, эпицентром которой служит Хартленд. Но если в теоретических построениях Мэхана, Маккиндера, Спайкмена Хартленд — это Россия, север Евразии, а Китай — оконечное пространство именуемое Римлендом, который используется Морем для экспансии на Сушу, то следует признать, что нынешнее российско-китайское сближение, обозначенное участниками форума, во-первых, распространяет пределы Хартленда и на Китай. Тем самым Римленд ограничивается европейским «аппендиксом» Евразии, ее нестабильным Югом, включая Индию, а на юго-востоке континента фактически лишается сухопутных территорий и отодвигается на острова и прибрежные территории. Западные теории на практике здесь обращены против самого Запада, и не впервые в истории, если вспомнить опыт марксизма. Во-вторых, тем самым подводится окончательная черта под западными спекуляциями вокруг тематики «северного» и «южного» Китая, которую англосаксонские стратеги усиленно эксплуатировали еще со времен Второй мировой войны. В-третьих, это особенно важно, предельно актуализируется генеральный евразийский тренд на дальнейшую консолидацию Хартленда за счет тех самых лимитрофов Римленда, которые имеются в виду формулировками интеграции с Европой и АСЕАН. Давайте называть вещи своими именами: представленная геоисторическая динамика, получив дальнейшее развитие, служит однозначным и надежным инструментом отодвигания (или, в терминах геополитики, «отбрасывания») Запада в сферу своего исторического обитания, без права на реванш. Все сомнения на этот счет снимаются перспективой деглобализации с переоформлением бывшей глобализации в «евразиацию».

Конечно, не будем торопиться. Это пока «мозговой штурм», предпринятый в целях обсуждения тематики и адаптации к ней участников с обеих сторон — российской и китайской. Но то, что это обсуждается, причем, не в закрытых интеллектуальных центрах, а на публичной, широко засвеченной в СМИ, авторитетной и влиятельной экспертной площадке, свидетельствует о громадном продвижении общего понимания Москвой и Пекином протекающих в мире процессов. Не будет преувеличением сказать, что период «притирки» двух стран, необходимость которого была обусловлена трагическим разрывом 60-х — 80-х годов прошлого века, успешно пройден и близок к своему завершению. Между странами достигнут такой уровень взаимопонимания и доверия, который позволяет перейти к новому этапу, связанному со стратегической проектной координацией не только внешней и военной политики, но и общему видению модели будущего для двусторонних отношений и человечества в целом. Если наполнять тематику Большого Евразийского партнерства не только материальной, но и духовной составляющей, то речь идет как раз о том самом «сообществе единой судьбы человечества», строительство которого служит лейтмотивом партийно-государственных документов КНР, которые приняты со времен прихода к власти Си Цзиньпина.

И последнее. Все эти тенденции не только «отбрасывают» Запад, обращая вспять его экспансию, но и ставят «на растяжку» его европейскую часть, которая и так на протяжении многих столетий разрывалась между англосаксонским Морем и великоконтинентальной Сушей. Понятно, что пока существует НАТО, вопрос об уходе из Европы для США не стоит даже при крахе ЕС. Однако историческая «капля камень точит», и как знать, что будет происходить дальше, особенно на фоне тех коллизий и перспектив длительной нестабильности, которые в полной мере проявили себя в завершившейся американской президентской кампании. «Евразиация» — достойный и исчерпывающий ответ на прозвучавшие четверть века назад горделивые эскапады Бжезинского о том, что «впервые в истории» мировой центр ушел из Евразии. И это обстоятельство превратило великий «мировой остров», добавим это уже от себя, если не в субъект внешнего управления, то в геополитического статиста, сосредоточенного на рефлексии по отношению к внешним вызовам. Понятно, что впереди еще большой и сложный путь, но первые шаги по нему уже сделаны. И это не может не порождать естественного, хотя и очень осторожного оптимизма.