Феномен некоммерческих или неправительственных организаций раскрылся перед бывшими республиками СССР и странами Восточной Европы в начале 90-х, когда в бедных (по сравнению с Западом) странах начались капиталистические реформы, и в политический язык модернизируемых (то есть, вестернизируемых) сообществ прочно вошли термины глобалистской либеральной повестки: «гражданское общество», «европейские ценности», «права человека», «политические свободы» и прочая демагогия, принимавшаяся неофитами за чистую монету.
Запрет на идеологию и требование плюрализма, по сути, означали запрет на любую конкуренцию с либеральной повесткой, превратившейся в диктатуру глобалистской буржуазии американского происхождения. Очереди в «Макдональдс» за «глотком свободы» в странах аборигенов стали символом национального позора, который сейчас стыдно вспоминать.
Именно тогда в нищих странах, где МВФ руководил разрушением национальных экономик (а в СССР они были частями единого народнохозяйственного комплекса, и потому главной задачей было не «оптимизировать экономику», а любыми способами разорвать связи с Россией) стал возникать феномен НКО — невиданной доселе формы политической деятельности.
В СССР и странах бывшего Восточного блока НКО заходили при мощном сопровождении иностранных разведок, предварительно завербовавших всю местную политическую элиту. Национальной идеей тогда повсюду был бухаринский лозунг «Обогащайтесь!», а главным ресурсом обогащения — возможность сдавать национальные интересы. Потому мгновенно возник мощнейший корпус компрадорской элиты, использовавшей административные возможности для обогащения и вывоза активов в западные юрисдикции.
Стремление к власти требовало финансирования, а финансирование — политического прикрытия. Институты Запада в постсоветских республиках взяли на себя эту функцию, создавая коррупционную среду и одновременно беря коррумпированных политиков на контроль компроматом по коррупции. Любое продвижение к власти без акцепта института Запада стало невозможным.
Не всегда деньги приходили извне напрямую. Можно было находить их и внутри стран-реципиентов. Но это всегда путь криминала. НКО, едва возникнув, немедленно стали проникать в правительство и органы госвласти. Так обеспечивался контроль над рекрутированием нужных кадров на всех уровнях.
Возникла прямая связка: кредиты МВФ или дотации ЕС в обмен на доступ в страну созданных американскими и европейскими (главным образом германскими) фондами неправительственных (или некоммерческих) организаций, ставших арбитрами и судьями в деле «демократизации» бывших «тоталитарных деспотий». Без вердикта этих организаций не могло быть и речи о политической, финансовой и экономической поддержке местных элит со стороны США и ЕС.
Больше того, после того, как внедрение прошло успешно, и местные элиты были полностью захвачены, фонды потребовали финансовой разгрузки: к финансированию иностранных НКО по их требованию подключились оккупированные государства, чьи колониальные администрации заключили государственные договоры с обязательствами взять на себя часть финансирования НКО на условиях предоставления этим государствам финансовой помощи.
Институт НКО стал превращаться в государство в государстве. В условиях отсутствия возможностей достигать материального благополучия через предпринимательство или служебную карьеру, работа на НКО стала разновидностью хорошо оплачиваемого бизнеса. Сложился привилегированный класс сотрудников НКО, получавших высокие — на фоне прочих сограждан — доходы, возможности выезжать за рубеж, входить во все правительственные учреждения, чуть ли не открывая двери ногой. Их встречали политики, для них проводили тренинги и семинары.
Они стали кастой, готовой разорвать на клочки каждого, кто готов порушить их выстроенную систему кормления. Эксперты говорят об НКО как о картеле, захватившем всё политическое пространство стран пребывания своей агентурой. В сфере НКО идут те же процессы монополизации, как и в любой сфере корпоративного мира. Из десятков тысяч НКО формируется примерно сотня, захватившая все основные гранты и донорские потоки и распределяющая их потом между более мелкими НКО, партиями и СМИ. Бюджеты пилят и осваивают везде. Весь вопрос — под каким контролем.
Так в СССР работали головные отраслевые НИИ, получавшие заказы и деньги от министерств и потом нанимавшие другие НИИ в качестве соисполнителей по темам, выделяя им часть работ и денег. Все утверждения о том, что НКО — это сеть, не имеющая центра управления, — миф. Координация и финансирование — главные функции управления, и потому если мы видим скоординированную работу НКО, то заказчиком и плательщиком являются фонды или более крупные НКО, над которыми стоят те же фонды.
НКО — это биржа, на которой нанимают на работу циничных, корыстных и ушлых честолюбцев, прекрасно понимающих, кто и для чего их нанимает. НКО сейчас — это квазипартии, где-то сами берущие на себя партийные функции, а где-то являющиеся посредниками между донорами (заказчиками) и исполнителями (партиями). Идеология НКО — это корпоративная миссия или идеологическая программа партии. В любом случае это просто разновидность более гибкой формы организованной извне политической деятельности внутри других государств.
Во всех странах СНГ условия политической поддержки Западом местных элит одинаковые. Государства пускают в себя иностранные НКО в обмен на кредиты и дотации, но при этом берут на себя долевое участие в их финансировании. Это финансирование всегда превышает бюджетные расходы на собственные ведомства.
Так, в Молдавии, например, где сейчас западные НКО готовят очередную цветную революцию, на реформу полиции ушло 70 млн евро, юстиции — 110 млн, образования — 50 млн, а на НКО — 127 млн. Сегодня только по заказам ЕС на молдавские НКО выделено 150 млн. евро. И сюда ещё не входят структуры Сороса, работающие от США.
Сейчас в Молдавии всего 80 тысяч активистов работает на западные НКО. Много это или мало? По данным статистики население Молдавии без Приднестровья на начало 2020 года составляет 2 618 700 чел. Все революции делаются в крупных городах, в основном в столицах. Там же сконцентрированы основные массы ключевых социальных групп с потенциально высокой пассионарностью. Это целевая аудитория НКО.
Если отбросить сельское население (1 900 000 чел.), в Молдавии в городах живёт около 990 000 чел. Из них в муниципиях Кишинёва 495 тыс. и в Бэльць 106 тыс., итого 600 000 чел. (639 000, если более точно). Отбросим 30% населения — дети и пожилые люди. Но даже если не отбрасывать эти группы, то активисты НКО по отношению к ключевой части населения Молдовы составляют 12,5%. Это армия, способная повернуть в любую сторону по внешнему заказу ход политических процессов в стране.
Цифра вполне соответствует нормативу: для разворота страны в любом нужном направлении достаточно перевербовать 10% её активного и влиятельного состава. Понятно, чем меньше и беднее страна, тем легче это сделать. Именно потому НКО прекрасно себя чувствуют в Грузии, на Украине, в Белоруссии, в Казахстане и Киргизии, в Армении, в Молдавии, но в России у них, как сейчас принято говорить, «что-то пошло не так». Западные НКО есть, но условия им созданы невозможные.
Известно, что в Армении фонд Сороса возник просто — написал письмо тогдашнему президенту Р. Кочаряну, тот собрал правительство, и все единогласно проголосовали «за». С тех пор в Армении мы имеем то, что имеем. Почему Кочарян принял такое решение? Чем они его зацепили за душу? А точнее — как готовился этот заключительный аккорд, когда Сорос знал, что от его предложения уже не смогут отказаться? Возможно, придёт время, и мы об этом узнаем. Но точно также НКО заходили во все другие постсоветские республики.
То же самое происходило в любой стране, вскрытой западными фондами, как банковский сейф воровской отмычкой. Подкуп политиков идёт именно через НКО. По сути дела, НКО — это инструмент шантажа и коррумпирования национальных элит в любой стране их пребывания. Официально принято говорить, что не все волки серые. Есть среди них и искренние альтруисты. Возможно и есть — на уровне неключевых исполнителей.
На самом деле любая НКО, занятая продвижением защиты прав огородников-любителей или энтузиастов изучения языка государства Урарту всегда выходит на политику. Просто легендирование может быть более или менее изощрённым. Иначе мотивацию доноров понять невозможно.
Сейчас на постсоветском пространстве постепенно разворачивается процесс осознания сути и целей НКО. Скоро у этой формы вторжения возникнут определённые проблемы — пропаганда против них только начинается. По мере кризиса либерального проекта кризис настигнет и институты его вторжения. На этот процесс уйдёт ещё лет 20, но он уже начался, и остановить его будет очень проблематично.
Комментарии читателей (1):