За что Пушкин славил янычаров

Пушкинский день в России мы решили отметить публикацией, посвященной творчеству великого поэта не только в литературе, но и политике. Речь идет о попытках разгадать загадки, заданные Александром Сергеевичем в «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». В течение многих лет исследователи стремятся понять причины появления на свет этого несколько «странного» произведения.

С одной стороны, вроде бы все понятно. Россия вела войну с Оманской империей и Пушкин решил запечатлеть увиденные события своим пером. Именно так объяснял, например, Фаддей Булгарин причины появления поэта в Эрзеруме, когда 22 марта 1830 года в газете «Северная пчела» опубликовал статью, в которой содержались призывы к Пушкину «передать потомству великие подвиги русских современных героев» и «великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение всех просвещенных народов». Пушкин ответил на это всего лишь публикацией в шестом номере «Литературной газеты» за 1830 год так называемыми «извлечениями из путевых записок» (отрывок «Военная Грузинская дорога»). Но, как нам удалось установить, материал был написан наспех, в нем обнаружено немало исторических и географических ошибок. К тому же Пушкин многое заимствовал из изданных в 1827 году Москве «Записок во время поездки из Астрахани на Кавказ и в Грузию в 1827 году».

Начатая в конце апреля 1828 года война между Россией и Османской империей завершилась подписанием 14 сентября 1829 года Адрианопольского мира, по которому русские получали право свободной торговли на территории Османской империи, беспрепятственного прохода судов через черноморские проливы, отдельные статьи подтверждали автономию Дунайских княжеств и Сербии. К России также переходила большая часть восточного черноморского побережья. Казалось бы, есть о чем писать и рассуждать. Но Пушкин молчит. И только после того, как в 1834 году в Париже появилась книга французского дипломатического агента на Востоке Виктора Фонтанье Voyages en Orient, entrepris par ordre du gouvernement français de l'année 1821 à l'année 1829. Turquie d'Asie («Путешествия на Восток, предпринятые по повелению французского правительства с 1821 по 1829 гг.: Азиатская Турция»), в которой автор называет Пушкина в числе лиц, составлявших окружение командующего русской армией Ивана Паскевича, едко замечая при этом, что «у турок не было бардов в свите» — некому было воспевать их подвиги — в то время как «замечательный своим воображением» поэт, «покинувший столицу, чтобы воспеть подвиги своих соотечественников», нашел «в стольких славных деяниях, свидетелем которых он был, сюжет не для поэмы, но для сатиры».

«Признаюсь: строки французского путешественника, несмотря на лестные эпитеты, были мне гораздо досаднее, нежели брань русских журналов…, — напишет Пушкин. — Приехать на войну с тем, чтобы воспевать будущие подвиги, было бы для меня с одной стороны слишком самолюбиво, а с другой слишком непристойно. Я не вмешиваюсь в военные суждения… Это не мое дело». Тем не менее, Пушкин решил ответить в 1835 году изданием «Путешествия в Арзрум», что создает впечатление о том, что появления этого произведения диктовалось какими-то невыясненными до сих пор обстоятельствами, скорее всего, политического свойства. Это первое. Второе: по всем признакам в текст Пушкин вставляет так называемые постановочные сюжеты, которые описывает как «арзрумские события». Мы имеем в виду фрагменты известного стихотворения поэта «Стамбул гяуры нынче славят…», которое было написано в 1830 году и отражало подавление в Османской империи в июне 1826 года бунта янычар против реформ, проводившихся султаном Махмудом II.

Симпатии Пушкина явно на стороне янычаров, тогда как, если судить по материалам газет и журналов того времени, Европа и часть русских либералов поддерживали политику правительства султана Махмуда II по проведению реформ европейского образца. Выходит, что «гяурами» («неверными») поэт называет правящие круги крупных западноевропейских держав — Англии, Франции, Австрии, которые курировали тогда османское реформаторство. До сих пор исследователи не могут объяснить причины появления у Пушкина «эмоционально выразительного и проникнутого сочувствием отношения к восставшим янычарам, четыре года спустя после уничтожения янычарского корпуса, который выставлялся как «олицетворение турецкого деспотизма». Интрига тут в том, что в XVIII веке военные конфликты России и Османской империи стали постоянными. В нашей стране о янычарах знали не понаслышке, с ними почти всегда сталкивались паломники, дипломаты и участники российских посольств на Ближнем Востоке. Долгое время янычары принимали участие в государственных переворотах, поднимали мятежи и были для султана «сдерживающим фактором».

Правда, потом в России борьбу Махмуда II с янычарами стали сравнивать с политикой Петра Великого, уничтожившего стрельцов. В результате якобы еще более укрепилось «царское «самовластие», а в контексте битвы с янычарами Османской империи пророчили не либерализацию общественно-политической жизни, а «укрепление деспотической власти султана». Любопытно, что в начале XIX века сравнение царского «самовластия» с деспотической властью султанов, сопоставление России и Османской империи достаточно часто встречаются в записках Михаила Сперанского, переписке Пушкина и его современников. Но есть еще одна загадочная параллель: в России сообщения о казнях янычар после подавления их бунта в Константинополе в отечественной прессе печатали практически одновременно с информацией о казни декабристов и приговорах Верховного Уголовного Суда по делу о «тайных обществах». И почему-то в России быстро был создан позитивный образ янычаров, даже приветствовалось то, что они «восстали на защиту ислама и гибли, оставаясь верными своему завету».

Пушкин якобы проникся симпатиями к янычарам после общения в Эрзеруме с некоторыми пленными. Этот тезис не выдерживает критики. В его пользу не работает даже то, что согласно некоторым сведениям, «янычары без боя сдали Арзрум» российским войскам, а после занятия города состоялся торжественный молебен, где на глазах у русских солдат и офицеров турецкий янычар Мамиш-Ага получил русскую военную награду. Вопрос, на который исследователям нужно искать ответ, таков: почему наследник персидского престола Аббас-Мирза активно интересовался судьбой османских янычар и почему «многие из старых янычар, встречая на улице русских, показывали тайно свои знаки, обещая подать сильную помощь»? Ситуация, обозначенная Пушкиным и описанная его современниками, действительно выглядела интригующе: недавние заклятые противники русских войск в ходе войны стали видеть в победах России «проявление воли Аллаха, карающего султана-реформатора, ориентирующегося на страны Запада».

Одним словом, даже самый поверхностный анализ пушкинского «Путешествие в Арзрум» наводит на мысль на существование целого пласта важных исторических эпизодов, которые по разным причинам выпадают из поля зрения исследователей. Тут для историков впереди немало кропотливой работы.