Антикитайская стратегия Вашингтона как продолжение антисоветской

В анонсированный еще в апреле выпуск ежемесячника «The Atlantic» включена статья экс-советника президента США Дональда Трампа по вопросам национальной безопасности генерала Герберта Макмастера «Как Китай видит мир? И как мы должны видеть Китай?».

Комментируя содержание материала, являющегося частью книги «Поля битвы: борьба за защиту свободного мира», Фрэнсис Семпа из Института исследований внешней политики (FPRI), сравнил его с работой временного поверенного в делах США в Москве Джорджа Кеннана «Источники советского поведения», опубликованной вскоре после окончания Второй мировой войны в журнале «Foreign Affairs» под псевдонимом «X». Сразу три важных соображения, которые окажутся небезынтересными и нам, и китайским товарищам, для которых данная ситуация носит элементы новизны, ранее им не вполне знакомой. Во-первых, основой той статьи Кеннана послужила так называемая «длинная телеграмма», которую он, исполняя обязанности посла, 22 февраля 1946 года отослал в Госдеп. Во-вторых, именно та телеграмма, принятая Вашингтоном как руководство к действию во внешней политике, была положена в фундамент стратегии Холодной войны с ее «сдерживанием» СССР. Не является совпадением, что ее официальное провозглашение, которое связывается с Фултонской речью Уинстона Черчилля (5 марта 1946 г.), произошло всего лишь через две недели после телеграммы. Это была единая уже западная стратегия, и присутствие американского президента Гарри Трумэна на лекции уже отставного к тому времени экс-премьера Черчилля, как нельзя лучше это доказывает. Главным итогом Фултонской речи, вытекающим из «длинной телеграммы», стало провозглашение опущенного между Западом и СССР «железного занавеса»; в его появлении потом лицемерно обвинили Москву. В-третьих, Ф. Семпа является автором двух монографий, сосредоточенных на исследованиях международного транзита от Холодной войны к современности — «Геополитика: от холодной войны до XXI века» (2002 г.) и «Глобальная роль Америки: очерки и обзоры по вопросам национальной безопасности, геополитики и войны» (2009 г.). То есть он не новичок в вопросах геостратегии и имеет вес, достаточный для провозглашения вещей, считающихся концептуальными. Поэтому его вывод, как и сама статья Г. Макмастера, как минимум, заслуживают внимания и анализа, прежде всего с точки зрения проводимых в них исторических параллелей между послевоенным СССР и современной КНР.

Будьте в курсе: Президентские выборы в Белоруссии: почему посол России поддержал Лукашенко?

Очень походит и структура обоих документов. Кеннан делит свою «длинную телеграмму» на пять разделов, последовательно рассматривая:

• Особенности советского мировоззрения после Второй мировой войны;
• Основы этого мировоззрения;
• Его проецирование на реальную политику на официальном уровне;
• Его проецирование на неофициальном уровне;
• Практические выводы с точки зрения политики США.

Макмастер, рассуждая в той же самой логике, ограничивается тремя разделами:

1. «Запретный город» (на примере экскурсии в эту историческую святыню на полях визита в КНР Д. Трампа в ноябре 2017 г. он рассматривает мировоззренческие основы китайской политики, критикуя Си Цзиньпина и КПК за стремление «приблизиться к центру мировой сцены и внести больший вклад в развитие человечества»);
2. «Три зубца» (здесь, по аналогии с Кеннаном, Макмастер «проецирует» идеологию на внутреннюю и внешнюю политику КНР, выделяя три стратегии — «Сделано в Китае», «Пояс и путь» и «Интеграция военного и гражданского секторов»);
3. «Стратегическая эмпатия» (рассуждения о том, как «посмотреть на мир глазами китайцев», и какие выводы из этого должны сделать США — такие же «рекомендации», как и у Кеннана).

Первое, что привлекает внимание в умопостроениях не только Макмастера, но и широчайшего круга американских интеллектуалов от геополитики — взятый с начала 2020 года тренд в обвинениях не Китая, как такового, а КПК как ядра политической системы КНР. Критика Компартии красной нитью проходит через всю американскую аналитику и политическую публицистику. Из этой критики постепенно начинает выводиться и внедряться в общественное сознание мысль о неких «противоречиях» линии партии интересам китайского народа. Прием, с одной стороны, не новый: впервые на концептуальном уровне политика противопоставления власти народу была применена с подачи полковника Хауса еще президентом Вудро Вильсоном против немецкого кайзера Вильгельма II. С другой стороны, легче всего усмотреть в этом рецидив антикоммунистического маккартизма. Однако применение этого приема, широко развернутого во времена Холодной войны против СССР, осуществлялось параллельно с разработкой планов создания и использования в подрывных целях внутренней «пятой колонны». Макмастер рассматривает Китай так же, как Кеннан СССР:

• Кеннан обвинял советских лидеров в том, что они «неумолимо подталкивают страну к достижению новых вершин военной мощи для того, чтобы обеспечить внешнюю безопасность своего слабого внутреннего политического режима» (ввиду «инстинктивного страха перед внешним миром более продвинутого» Запада);
• Макмастер аналогичным образом обвиняет КНР: «В то время как изображения, передаваемые в Китай и остальной мир из Запретного города во время нашего визита, предназначались для демонстрации доверия к КПК, можно также почувствовать глубокую неуверенность — урок истории, который не упоминался. В самом замысле Запретный город, казалось, отражал контраст между внешней уверенностью и внутренней уязвимостью».

Совпадение логик диктует похожесть решений. В отношении СССР ставка была сделана на отрыв союзных республик, а также на формирование диссидентского движения. Что в отношении Китая? Макмастер формулирует два основных фактора расширения внутреннего подрывного потенциала. Первый — поддержка региональных и этно-конфессиональных сепаратизмов: Гонконг (Сянган), Тибет, Синьцзян и Тайвань, а также положение католической и протестантских церквей; причем, именно протестантам, ввиду их децентрализации и разношерстности, придается особое значение. В связи с этим законченную картинку приобретает недавняя публикация доклада Федеральной комиссии США по религиозным свободам (от 29 апреля т.г.), в котором Китай, наряду с Россией, помещен в «черный список» как раз из-за муссируемой документом «уйгурской» проблемы. Что дальше? Как против СССР был применен закон о порабощенных народах (1959 г.), так против КНР уже принят прошлогодний ноябрьский закон о защите демократии и прав человека в Гонконге, и возможно, что это только начало.

Применение второго, диссидентского, фактора у Макмастера рассматривается в контексте «максимального улучшения позитивного взаимодействия с китайцами». «США и другие свободные и открытые общества должны рассмотреть вопрос о выдаче большего количества виз и предоставлении путей получения гражданства большему количеству китайцев при наличии надлежащих гарантий. Китайцы, которые общаются с гражданами свободных стран, чаще всего ставят под сомнение политику своего правительства — из-за границы или по возвращении домой». И еще: «США и другие свободные нации должны рассматривать своим ресурсом сообщества экспатов», с пояснением: «Китайцы за границей, если они защищены от вмешательства и шпионажа своего правительства, могут стать серьезным противодействием пекинской пропаганде и дезинформации». Как говорится, без комментариев, и так все понятно. Ключевой пункт здесь — переоформление общин хуацяо из «мягкой силы» КНР в антикитайский таран; американцам это важно потому, что процесс взаимодействия Пекина с диаспорами — улица не с одно-, а с двусторонним движением: представители диаспор имеют квоту в главном совещательном органе — Народном политическом консультативном совете Китая (НПКСК).

Второе. Нынешние противоречия между США и Китаем, объективно существующие в идеологической, политической, социальной, экономической и других сферах, Макмастером сводятся к противостоянию американской «свободы» и китайского «авторитаризма». Как и в случае с противопоставлением власти народу, прием не новый, широко применявшийся против СССР в Холодной войне. Комментируя это противоречие, Макмастер, подобно Кеннану, превозносит «западно-либеральную модель свободного обмена информацией и идеями», считая их «двигателем инноваций и процветания». Китаю же адресуется порция критики следующего содержания: «КПК не собирается заниматься либерализацией экономики или формы правления. Она не будет играть по общепринятым международным правилам, скорее, попытается подорвать и в конечном итоге заменить их правилами, более соответствующими интересам Китая».

Однако последователь Кеннана откровенно заблуждается, утверждая, что КНР именно поэтому, из-за «демократии», считает угрозой тайваньский режим, а не в силу естественного стремления Китая к воссоединению страны. И не потому, что США усиленно превращают мятежный остров в свой «непотопляемый авианосец» и вооружают его, осуществляя провокации в Тайваньском проливе, отделяющем его от материкового Китая.

Почему такая методика эксплуатации противопоставления авторитаризма и демократии сработала против СССР? Что, на наш взгляд, предпринять Китаю, чтобы не повторить советских ошибок? И при каких условиях эффективна модель нажима, унаследованная Макмастером от Кеннана? Двух мнений быть не может, и история на этот вопрос уже ответила. Она работает только если сторона, подвергающаяся давлению, соглашается эту тему обсуждать и включать ее в перечень международных договоренностей. Неважно, в каком контексте, главное — включить, по сути, признав ее не внутренним делом, а проблемой двусторонних отношений. Так Заключительный акт Общеевропейского совещания в Хельсинки (1975 г.), под которым СССР поставил подпись, наряду с США, включал положение о соблюдении принципов демократии и прав человека, что немедленно, уже со следующего, 1976 года, было использовано американской стороной для усиливающегося давления на СССР. Зачем советские власти на это тогда пошли? Потому, что в условиях отсутствия «мирного договора» с ФРГ, входящей в НАТО, Москве нужны были гарантии незыблемости послевоенных границ. Это представлялось осязаемой, практической стороной вопроса, в то время, как тема «прав человека» — гуманитарной абстракцией, формальной уступкой «на бумаге». Советское руководство пошло на компромисс, разумеется, ошибочный. И результат его известен. В свой «огород» противника запустили, а «гарантированные» границы растворились по мере того, как противник в нем освоился.

Как эта технология может быть применена против Китая? В статье Макмастера отнюдь не случайно упоминается Тайвань. У американских стратегов скорее всего хватит мозгов, чтобы повторить маневр, предложив Пекину «азиатское Хельсинки-2», и вестись на это стало бы ошибкой. Более того, завуалированный и возможно не до конца осмысленный намек на подобный вариант у Макмастера содержится, как представляется, в попытке обвинить Пекин в использовании инфраструктуры «Пояса и пути» в Индо-Тихоокеанском регионе. Как известно, провозглашенная при Бараке Обаме стратегия «возвращения в Азию», как раз и сформулировала представления об «Индо-Тихоокеанском» регионе как паллиативе «Азиатско-Тихоокеанскому». С учетом наличия у КНР неурегулированных территориальных споров, особенно с Индией, США под видом «посредничества» вполне могут предложить некий «размен», который впоследствии окажется Троянским конем. И в этой связи очень большое внимание должно быть уделено фактору ШОС как международно-признанному инструменту разрешения противоречий между странами-участницами, помимо третьих сторон, которой являются США.

Третье. «У истоков маниакальной точки зрения Кремля на международные отношения лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности, — телеграфировал в Госдеп Кеннан. — …По мере налаживания контактов с экономически более развитым Западом к этому чувству прибавился страх перед более компетентным, более могущественным, более организованным сообществом на этой территории». То есть перед Западом. А вот это уже Макмастер, пересказывающий содержание разговора Си Цзиньпина с Д. Трампом в апреле того же 2017 года в его имении во Флориде: «Столетие унижений было несчастной эпохой, когда Китай переживал внутреннюю раздробленность, терпел поражения в войнах, делал крупные уступки иностранным державам и подвергался жестокой оккупации. Унижение началось с поражения, нанесенного Китаю Великобританией в Первой опиумной войне 1842 года». И советская победа в Великой Отечественной войне, и нынешнее «великое возрождение китайской нации» для американских идеологов и стратегов — бунт против существующего миропорядка.

Рассуждая о советской идеологии, Кеннан пишет о «двух центрах мирового значения. Социалистический притягивает к себе страны, склоняющиеся в сторону социализма, капиталистический центр притягивает страны, склоняющиеся в сторону капитализма. Борьба между этими двумя центрами за управление мировой экономикой решит судьбу капитализма и коммунизма во всемирном масштабе». Макмастер тоже считает, что лидеры КПК рассчитывают на «узкое окно стратегических возможностей для пересмотра международного порядка в свою пользу… до того, как другие страны поймут, что партия возрождает страну за их счет. И до непредвиденных событий, подобных пандемии коронавируса, которые выявят уязвимые места Китая в гонке с США». «Цели КПК, — резюмирует экс-советник, — противоречат американским идеалам и американским интересам» точно так же, как три четверти века назад им противоречили цели ВКП (б)-КПСС.

Американская сторона ни в том, ни в другом случае не скрывает, что под «идеалами и интересами» она понимает пресловутый Pax Americana — мир по-американски. «Начиная с конца 1970-х годов, американский подход к нашим отношениям с Китаем заключался в следующем: будучи принятым в международный политический и экономический порядок, Китай будет играть по правилам, открывать свои рынки и приватизировать свою экономику… Но эти предположения оказались неверными». Иначе говоря, сегодняшние претензии к КНР во многом перефразируют те, что 75 лет назад адресовались Советскому Союзу. «Эта политическая сила (ВКП (б) — В.П.), полностью подчинившая себе энергию одного из величайших народов мира и ресурсы самой богатой национальной территории, берет свое начало в глубоких и мощных течениях русского национализма», — замени в этой цитате Кеннана «русский» на «китайский», а в наших пояснениях к ней ВКП (б) на КПК — и ничего не помешало бы данному фрагменту оказаться в нынешней статье Макмастера.

Как и Советский Союз, современный Китай, под видом претензий на лидерство, обвиняется американской стороной в «ревизионизме», как любит говорить один из авторов законопроектов об антироссийских и антикитайских санкциях в Сенате Конгресса США Линдси Грэм. То есть — и это очень важно! — в создании параллельной, альтернативной мир-системы социализма рядом с монополизировавшей настоящее и будущее после распада СССР мир-системой капитализма. И это, как ничто другое, ясно показывает, что США открыто встали на путь Холодной войны-2, рассчитывая добиться против Китая тех самых результатов разрушения и обвала, как и против СССР. Сам этот факт, как и печальный опыт советской «перестройки», говорит о том, что, к сожалению, хотим мы того или нет, иного выхода, кроме последовательного отстаивания принципов, история миру социализма не оставляет. Настоять на своем или — отступить от принципов, согласившись с противником. Сначала в малом. Дальше — больше. То, что можно чуть-чуть уступить и остановиться — иллюзия. Как гласит русская пословица, «коготок увяз — всей птичке пропасть». Любые обсуждения конфликтной повестки на «своем поле» в этой ситуации заведомо проигрышны. Их нужно немедленно переносить на «поле противника». Выражаясь не очень подходящей в данном случае, но наиболее точной и наглядной военной терминологией, в глобальном конфликте уровня Холодной войны стороны решают задачи не поочередным наступлением и/или обороной, а с помощью такого предельно динамичного вида боевых действий как встречный бой — обе, одновременно, наступлением. «Нож» наступления победившей стороны, опрокинув встречное наступление проигравшей, в этом случае проходит насквозь, дезорганизуя и разбрасывая боевые порядки противника. И выходит на оперативный простор, совершая блицкриг, не встречающий дальше сопротивления. Именно это случилось с Советским Союзом. И именно такой встречный бой на уничтожение сейчас пытаются навязать Китаю. Иллюзий быть не должно.

И четвертое. Коренное отличие «длинной телеграммы» Кеннана от статьи Макмастера, по крайней мере внешнее, — в характере рекомендаций. Комментируя это, Ф. Семпа указывает, что Макмастер здесь «терпит неудачу», ибо, в отличие от Кеннана, предлагает набор сугубо экономических мер.

Макмастер:

1. душить с помощью штрафов и других мер принуждения американские компании, сотрудничающие с КНР в сфере военных или «двойных» технологий;
2. подрывать инвестиции в Китай санкциями против его компаний на западных фондовых биржах;
3. исключить участие Huawei и других компаний из КНР в создании и управлении высокотехнологичными глобальными коммуникационными сетями 5G и т.д.

Кеннан:

1. соединение в антисоветской пропаганде ресурсов СМИ с возможностями — организационными, финансовыми и т.д. — государственного аппарата (заметим, что контролируемого империалистическими банками и корпорациями — В.П.);
2. укрепление дисциплины и подъем морального духа американского народа и институтов;
3. предложение миру «позитивной» картины будущего;
4. верность американским антикоммунистическим идеологическим принципам.

Невооруженным глазом видно, что во втором случае 75-летней давности мы имеем дело с приоритетом внутренней стратегии, а в первом, нынешнем — тактической, внешней. Легче всего объяснить эту разницу различием в уровнях компетентности, но это ловушка. Ни один документ подобного уровня по инициативе одного лишь его автора не появляется; напротив, автор, как правило, является лишь выразителем и интерпретатором взглядов и настроений, уже сформированных и укорененных в истеблишменте. Поэтому появляется главный вопрос: эта «нестыковка» удивительным образом совпадающих документов — она случайная? Да, с одной стороны, свою роль играет разность эпох. США к моменту появления «длинной телеграммы» уже были ядерной державой, а СССР — еще нет. Но с другой стороны, и современная КНР по части ядерного потенциала существенно уступает США; кроме того, преобладание в ее потенциале РСМД указывает на его оборонительный характер, в отличие от американского наступательного. Следовательно, дело не в этом. А в чем? Рискну предложить авторскую версию. У любого проекта — а перед нами, несомненно, именно проекты, нацеленные на реализацию вполне конкретных задач — победу США в лобовом противостоянии с глобальным соперником, ставки в котором предельно высоки — имеется не только задекларированная, но и недекларируемая сумма проектных задач. Это как функции гаджета: прописанные и непрописанные, в том числе «деликатные», широко обсуждаемые как раз сегодня. Пресловутая геолокация из них — самая безобидная. Так вот, задачи, прилагаемые к проекту Макмастера, а он известен как не просто генерал, но и геополитический и военный теоретик — сугубо легальные. Однако они скорее всего не единственные. Какие есть еще? А вот этот вопрос и составляет главную тайну и интригу происходящего. Сомнений, что такие задачи имеются, нет. Ибо то, что озвучено в качестве рекомендаций, лежит на поверхности и аналитики подобного уровня не требует.

А Ф. Семпа, критикующий Макмастера — он отнюдь не наивный «удивляющийся», а участник игры, которая может быть охарактеризована как создание «дымовой завесы». Уводящий в сторону как от скрытых задач, так и, косвенным образом, от стратегической важности документа. «Хочешь спрятать — положи на видном месте», — этот принцип особенно эффективен в (дез)информационной сфере. И все, что будет далее происходить в китайско-американских отношениях, во-первых, необходимо соотносить с тем, что написал Макмастер. Во-вторых же, все это непосредственно касается России, ибо в американской геополитике, как было официально подтверждено соответствующей Стратегией национальной безопасности США в декабре 2017 года, наша страна рассматривается таким же потенциальным противником, как и Китай. Может, это и к лучшему: меньше будет у кое-кого искусов и поползновений что-то поменять в этом стратегическом «треугольнике», который с недавних пор именуется «киссинджеровским».