Премьер Госсовета КНР Ли Кэцян завершил десятидневную поездку по Средней Азии и Европе. В первой точке своего маршрута - Душанбе - он принял участие в 17-м заседании глав правительств ШОС, продемонстрировав последовательную активизацию КНР в регионе по мере реализации проекта «Пояса и пути». Ли Кэцян не скрывал, что Китай рассматривает ШОС важнейшим инструментом продвижения этого проекта, а вместе с ним и своего влияния.
«Практическое сотрудничество» в рамках ШОС, о котором китайский премьер говорил в своем выступлении, в комментариях экспертов и экспертов из КНР расшифровывается как совместное «общее развитие» стран региона. Об этом говорит перечень приоритетных сфер такого сотрудничества, как они были перечислены премьером. На первое место поставлена безопасность.
И немного отойдя от темы визита, следует констатировать, что вопросы безопасности, в частности, в контексте борьбы с терроризмом в АТР, в эти дни поднимались и в Сингапуре, где проходило совещание министров обороны стран АСЕАН в расширенном формате «АСЕАН+». Китай на нем был представлен министром национальной обороны генералом Вэн Фэйхэ, непосредственным подчиненным Ли Кэцяна (в КНР после военной реформы 2013-2015 гг. оборонная инфраструктура замкнута на Центральный военный совет, выполняющий функции Ставки верховного главнокомандования, а полномочия главы военного ведомства, включенного в Госсовет, являются преимущественно политическими).
Сразу после безопасности в шкале приоритетов «практического сотрудничества» Китая со странами ШОС (они же участники проекта «Пояса и пути») Ли Кэцян в Душанбе поставил многостороннее торгово-экономическое сотрудничество, а следом - связанные с ним вопросы взаимодействия в сфере производства и транспортной инфраструктуры. Завершающие этот перечень приоритеты коснулись вопросов инновационного развития, а также гуманитарного взаимодействия.
Касательно последнего отметим, что Институты Конфуция, главный инструмент китайской «мягкой силы», активно функционируют по всех постсоветских республиках, входящих в ШОС. В Российской Федерации их около двадцати, с обширной географией распространения от Владивостока до Москвы и Санкт-Петербурга.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 19.11.18 Китай переходит к стратегии упреждающего удара
- 23.10.18 Болтон считает, что с ДРСМД нужно разобраться до истечения срока СНВ-3
- 23.10.18 Трамп считает, что Китай должен быть стороной ДРСМД
- 22.10.18 Что стоит за выходом Вашингтона из ДРСМД?
Еще более насыщенной оказалась европейская часть программы премьера Госсовета. Причем, надо отметить, что это вторая такая поездка за несколько месяцев, и если в июле маршрут пролегал через Болгарию в Берлин, то сейчас через Нидерланды в Брюссель, ставший центром китайско-европейских переговоров, проходивших на полях 12-го саммита АСЕМ – форума «Азия – Европа».
Важно, что помимо премьеров Нидерландов и Бельгии Марка Рютте и Шарля Мишеля, приглашающей стороной выступил и Европейский союз (ЕС) в лице глав Европейского совета Дональда Туска и Европейской экономической комиссии (ЕЭК) Жана-Клода Юнкера. Иначе говоря, это полноценный китайско-европейский саммит, проходивший в условиях резкого обострения отношений той и другой сторон с США из-за тарифных санкций, введенных против них Белым домом.
О геополитике, которая незримо стоит за активизацией китайско-европейских отношений, чуть ниже. Пока же об акцентах выступления китайского гостя на европейско-азиатском форуме, который, к слову, обсуждал тему «Европа и Азия: глобальное партнерство для глобальных вызовов». И Ли Кэцян, словно давая ответ на поставленный вопрос, назвал свою речь «Совместная ответственность и коллективное противодействие глобальным вызовам».
На чем он сосредоточился? Прежде всего, на неопределенности современного мира, который находится на перепутье, а также на том, что именно Азия и Европа, являясь крупными мировыми экономическими зонами, выступают мощными факторами стабильности. Из этого утверждения логично вытекает, что альянс этих сил вполне может претендовать на глобальное лидерство, и целью взаимодействия сторон Ли Кэцян назвал «защиту мира во всем мире и стимулирование процветания и развития».
Здесь внимание участников было обращено на выдвинутую китайским лидером Си Цзиньпином концепцию «единой судьбы человечества». Напомним, что она продолжает другую концепцию – «социализма с китайской спецификой в новую эпоху», утвержденную в октябре прошлого года XIX съездом КПК.
Что нужно делать для успешности китайско-европейского альянса? Как и следовало ожидать, по мнению премьера Госсовета, главным залогом эффективного ответа на протекционистский вызов (со стороны США, хотя прямо это и не указывалось) является совместное отстаивание многосторонних подходов и движение к «мировой экономике открытого типа». А ее создание, в свою очередь, потребует «жесткой взаимосвязи» азиатско-европейской транспортной инфраструктуры и логистики, а также тесной координации промышленной политики и расширения гуманитарных связей и контактов.
Всем этим приоритетам, считает Ли Кэцян, отвечает китайский проект «Пояса и пути», продвижению которого был посвящен и ряд его встреч на полях саммита – с главой ЕЭК Ж.-К. Юнкером, премьерами Италии и Греции Джузеппе Конте и Алексисом Ципрасом. Кроме того, с Юнкером и президентом Франции Эммануэлем Макроном обсуждалась особо чувствительная для европейских лидеров тема глобальных климатических изменений, которую они сделали инструментом своей экспансии. И следует подчеркнуть, что роль Китая в ее продвижении получила в Брюсселе однозначно высокую оценку.
Показательно: аккурат к азиатско-европейскому саммиту с заявлением об угрозе протекционизма, ведущего к «мировой торговой войне», выступил генеральный директор ВТО Роберту Азеведу. Немедленную солидарность с ним проявил британский министр международной торговли Лиам Фокс, который, в свою очередь, вместе с японским премьером Синдзо Абэ, выступают главными лоббистами присоединения Британии к Транстихоокеанскому партнерству (ТТП), брошенному на произвол судьбы Вашингтоном.
Пожалуй, наиболее сдержанной была повестка и пафос встречи Ли Кэцяна с немецким канцлером Ангелой Меркель. Ограничившись темой борьбы с протекционизмом, в ней не затронули остальных вопросов китайско-европейской повестки, что можно связать с озабоченностью Германии возможной угрозой европейской интеграции со стороны «Пояса и пути». Тому же Ли Кэцяну, несмотря на встречные усилия главы китайского МИД Ван И, это дали понять еще летом в Берлине.
Свою роль могло сыграть и ослабление внутриполитических позиций Меркель, связанное с неудачными для ее блока ХДС/ХСС земельными выборами в Баварии и перспективой скорого превращения канцлера в «хромую утку». Хотя некоторые наблюдатели обращают внимание и на еще два достаточно деликатных аспекта: определенную ревность официального Берлина, во-первых, к Парижу, который все более позиционируется главным европейским центром, а, во-вторых к Лондону, соперничество с которым Германии за европейское лидерство носит исторический характер и не может не усугубляться на фоне Brexit и ухудшения европейско-американских отношений.
Отметим, что несмотря на представительность азиатской делегации, солировала в ней именно китайская сторона, претендовавшая на солидарное выражение интересов Азии; протокольные встречи в стиле «сверить время» были проведены Ли Кэцяном на полях саммита и с соседями - вьетнамским и камбоджийским коллегами.
Теперь о том, что бы это все означало для мира и для России.
Выскажем несколько соображений, пусть и дискуссионных, с которыми можно и не согласиться, но которые обращают внимание на ряд формирующихся в Большой Евразии тенденций.
Первое. Быстрое сближение Китая и Европы при помощи «Пояса и пути», которое, как заверяют в Пекине, никак не препятствует поддерживаемой Китаем европейской интеграции, имеет – об этом говорится уже практически открыто – очевидную антиамериканскую направленность. «Тарифный тупик», в который загнал себя Вашингтон, с одной стороны, претендующий на сохранение глобального лидерства, а, с другой, демонстративно перекладывающий издержки такого лидерства на партнеров, расширяет потенциал китайско-европейского альянса, превращая «Пояс и путь» в мостик между ЕС на Западе и АСЕАН на Востоке.
И здесь надо отметить, что фактический центр АСЕАН из Индонезии, где находится штаб-квартира этой организации, практически уже перекочевал в населенный этническими южными китайцами Сингапур, который к тому же превратился в важный центр внешнеполитических интересов КНР, учитывая проходящие в нем крупные международные встречи, затрагивающие вопросы, в которые вовлечен Пекин. Кроме того, наиболее «ходовыми» форматами встреч и саммитов, которые проводит АСЕАН, являются различные форматы «АСЕАН+» (+3, +6 и т.д.) с неизменным китайским участием.
Подобно тому, как осью ЕС со времен Елисейского договора 1963 года является франко-германский альянс, в котором на ведущие позиции ныне все более выходит Париж, восточный фланг оси азиатско-европейского альянса сегодня со всей очевидностью пролегает через Пекин. И если сопоставить пункты китайско-европейского взаимодействия, изложенные Ли Кэцяном в Брюсселе, то нетрудно убедиться, что с их помощью дублируются приказавшие долго жить «четыре пространства углубленного сотрудничества» ЕС и России; напомним их: экономическое, внутренней и внешней безопасности, гуманитарное.
Таким образом, вектор восточной политики ЕС на наших глазах меняется, сдвигаясь к югу от России, а пресловутая ось Париж – Берлин – Москва с центром в германской столице, перспективы которой еще полтора десятилетия назад обсуждались на каждому углу, плавно и не очень заметно трансформировалась в Париж – Берлин – Пекин. И главными действующими лицами в ней являются уже не второе, а первое и третье звенья.
Иначе говоря, помимо США, в стороне от магистрального пути, который формируется этой осью, а также идущим ей навстречу маршрутом «Пояса и пути», остается и Россия. А вот постсоветское пространство этим обводящим маршрутом в нее как раз включается, и душанбинский саммит глав правительств ШОС именно это и зафиксировал.
Второе. Постепенный выход Парижа на первые позиции в Европе, наметившийся еще в президентство Франсуа Олланда, а при Макроне ставший уже вполне очевидным, является следствием постепенной трансформации англосаксонского мира. Лондонский Brexit и приход к власти в США Дональда Трампа с провозглашенной им изоляционистской политикой «America first» меняют в конфигурации Запада рокфеллеровскую американо-германскую связку традиционной британско-французской, уже ротшильдовской.
Перенос центра этого клана из Лондона в Париж, осуществленный еще в 2004 году, как раз тогда, когда Россия с Европой разрабатывали свои неосуществленные «дорожные карты четырех пространств», говорит о глубокоэшелонированном дизайне этого проекта, задуманного отнюдь не сегодня. Поскольку конспирологические домыслы о «войне кланов» не имеют ничего общего с действительностью, а лишь маскируют управляемость этим процессом, что доказывается пропорциональным ростом влияния в Европе Ватикана при папе-иезуите, то тем самым, как минимум, не исключается также управляемый режим происходящей сегодня трансформации.
В связи с этим существенного переосмысления требуют подлинные причины нынешнего обострения российско-британских отношений, очевидного и, казалось бы, противоестественного диссонанса в китайско-британских («золотая эра») и китайско-американских (торговая война) отношениях, а также формирующийся буквально на глазах альянс Лондона и Токио, завязанный на новую роль и перспективы ТТП.
Не вызывает сомнений и связь с этими процессами церковного раскола, за которым концептуально стоит американский проект «Троеморье», а политически – попытки Запада переформатировать, создав аналоги Ватикана, сначала православный, а затем мусульманский миры. Напомним, что еще около десяти лет назад о неизбежности подобного перерождения «константинопольского» Фанара предупреждал греческий геополитик Афанасий Стригас, ссылавшийся на известные ему планы НАТО, в которой числился экспертом, а создание некоего «Islamic Sacred State» - Исламского священного государства - прямо предусматривается американским проектом «Большого Ближнего Востока».
Третье. Периферийное положение России в этой геополитической конфигурации, как и размывание влияния в бывшем СССР, Москва компенсирует активной политикой на Ближнем и Среднем Востоке. А также планом Большого Евроазиатского партнерства (БЕАП), который был выдвинут Владимиром Путиным в качестве проекта не только сопряжения с «Поясом и путем», но и его уравновешивания в системе геополитических координат как раз с опорой на ШОС. Ибо, как и в Европе, в Евразии существуют две интеграционных модели – соответственно с Германией и Россией в виде естественных географических и политических центров такой интеграции и «встречной» интеграции вокруг, а значит против них.
Поскольку в Евразии с реализацией «Пояса и пути» складывается именно такая «встречная» интеграционная модель, тактическую важность БЕАП трудно переоценить, ибо оно позволяет России не «выпасть» из глобальной игры. Но стратегически следует понимать, что если мировые тренды вокруг нашей страны не изменятся, вектор контроля в этом партнерстве будет идти от «Пояса и пути», а не наоборот. В результате сам проект БЕАП, следовательно, превратится сначала в периферию, а затем и в придаток китайско-европейской оси.
Четвертое. В связи с этим было бы ошибкой рассматривать развитие этих тенденций в контексте неких «подозрений» к Китаю. Здесь надо отдавать себе отчет в том, что китайская элита не едина, и что Си Цзиньпин и Ли Кэцян являются лидерами конкурирующих элитных групп, отношения которых в настоящий момент осложняются событиями, предшествовавшими XIX съезду КПК (например, падению главы Чунцина Сунь Чжэнцая), а также принятыми на нем и последующих «двух сессиях» марта 2018 года решениями, разрушающими прежнюю модель преемственности власти, внедренную Дэн Сяопином.
С одной стороны, российское направление, за которое «отвечает» Си Цзиньпин, в концептуальных приоритетах Китая конкурирует с европейским, которое продвигает Ли Кэцян; с другой стороны между этими направлениями в элитах Поднебесной осуществляется своеобразный кастинг, в котором очень многое будет зависеть от дальнейшей динамики событий. Кое-что в этой динамике просто находится за пределами российских возможностей.
Так, переход американо-китайских противоречий в плоскость конфронтации, повышающий значение военно-политических факторов, объективно увеличивает роль России. А вот смягчение геополитической напряженности в мире, поборниками которого выступают российские либералы, укрепляет глобализационные тренды, которые, как выясняется, совсем не в российских интересах не только в глобальном контексте, но и через призму отношений с Китаем. И играющий на «повышение конфликтного потенциала» Д. Трамп, заявляющий о выходе США из договора о ракетах средней и малой дальности (РСМД) разворачивает глобальную ситуацию отнюдь не против российских интересов, особенно если принимать в расчет не сиюминутную тактику, а долгосрочную стратегию.
И последнее, пятое. Общая мировая ситуация, отличающаяся тем, что на фоне разговоров о продолжении глобализации все более явственно обнаруживают себя деглобализационные тенденции, начинает очень сильно походить на мир, предшествовавший Первой мировой войне. Подобно тому, как рост Германии очень сильно напрягал британскую элиту, особенно в части строительства мощного военно-морского флота, лишавшего Туманный Альбион военных преимуществ островного положения, сегодняшний рост Китая не может настолько же сильно не напрягать США. Представляется, что во многом именно в этом состоит подоплека того курса, который принялся проводить Белый дом при Трампе.
Именно поэтому выход из достаточно угрожающего положения Пекин и ищет на путях консолидации Евразии и сближения с ее западной частью, которую если объединить вокруг идей, которые близки европейцам и воспроизводят проекты «единого человечества», то можно успешно противостоять США, не допустив постепенного сползания мира к войне.
Мы в принципе - не против. Россию только не может не заботить вопрос о нашем месте в этих будущих раскладах и о том, какую цену придется заплатить за такое геополитическое переформатирование, которое задвинет США на мировую периферию. Не окажется ли такая «победа» для нас чужой, а главное – «пирровой»? И что следует предпринять, чтобы эти опасения нет оправдались?
Как видим, сама жизнь все активнее ставит в повестку дня вопрос перехода экс-союзной интеграции из экономической в политическую плоскость. Со всей очевидностью это потребует отхода от ложно понимаемого «прагматизма» в сторону идеологизации как внутренней, так и внешней политики. Но это уже совсем другая тема.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):