Перед началом войны представители Генерального штаба Франции успокаивали югославских коллег – нет оснований для беспокойства, качество германской армии несравнимо ниже уровня 1914 года, у неё недостаточно подготовленных резервов, война непопулярна, и, если Гитлер рискнет её начать – в Германии возможна будет революция под антивоенными лозунгами и т.д. В январе 1939 года в королевской армии Югославии вместе с резервами числилось 1 457 760 чел., в случае мобилизации её планировалось развернуть в 30 пехотных, 1 гвардейскую и 3 кавалерийских дивизии. Армия имела подготовленный на основе французских уставов офицерский корпус, большую часть которого составляли сербы, хорошо подготовленного и вымуштрованного солдата, дисциплина была суровой. Но очень скоро выяснилось, что этот механизм имеет значительные недостатки.
С началом большой войны в Европе Югославия попыталась сохранить равноудаленность от сторон конфликта. Причина была проста – королевская армия не была готова к активным действиям. Для её модернизации требовались немалые средства и время. Большие надежды возлагались на контакты с Берлином, в Германии закупались самолеты, артиллерия ПВО и ПТО (включая произведенную в Протекторате Богемия и Моравия) и т.д. Регент Югославии принц Павел внимательно присматривался к Германии и пытался лавировать, в том числе для того, чтобы создать более обороноспособное государство. Под влиянием событий в Абиссинии и опыта Гражданской войны в Испании югославские военные сделали вполне верные выводы о важности авиации.
В начале 1939 года в ВВС Югославии числилось 50 разведчиков, 50 истребителей и 50 бомбардировщиков. Этого было очевидно недостаточно. 18 марта 1939 г. был принят план закупки 800 современных самолетов. ВВС должны были увеличиться до 60 эскадрилий (23 разведывательных, 20 бомбардировочных, 17 истребительных). Для покупки требовалось 2 565 396 175 динаров. Эта сумма составляла около 50 млн. USd, она была весьма значительной для бюджета королевства (в спокойный и экономически благоприятный 1936-1937 финансовый год доходная и расходная части бюджета королевства составили по 10 323 513 000 динаров). Планировалось получить займ в 600 млн. динаров в Германии и Италии, но те не торопились предоставлять Белграду такие возможности. Положение финансов королевства было очень непростым.
Кроме новых самолетов, предполагалось создать запас горючего, бомб и боеприпасов на 3 месяца войны – для этого требовалось еще 1 472 000 000 динаров. Итого план укрепления ВВС должен был обойтись в 4 млрд. динаров. Он, разумеется, постоянно пересматривался по мере изменений положения в Европе и рынке военной авиации. Белград пытался получать поддержку повсюду. В результате до июля 1939 года правительство принца Павла успело получить займы у Италии (около 500 млн. лир), Германии (около 200 млн. марок), у Протектората Богемия и Моравия (около 600 млн. крон) и у Франции (около 600 млн. франков). Был заключен договор о предоставлении займа Великобританией на сумму в 500 тыс. фунтов, но он так и не был реализован. Тем не менее перед началом войны 100 истребителей Spitfire и 100 бомбардировщиков Bristol Blenheim успели закупить в Англии.
Внешняя политика принца-регента разительно отличалась от той, которую проводил убитый в Марселе король Александр. Исключением было только одно направление – отношение к СССР. В 1920-е годы в Белграде по-прежнему официально действовало посольство России, его возглавлял В.Н. Штрандтман. В 1930-е, правда, он стал действовать как «представитель интересов русской эмиграции», но Штрандтман при этом все так же официально числился в списке дипломатического корпуса, здание посольства находилось на том же месте, где и всегда, напротив королевского дворца в самом центре столицы – на улице короля Милана, дом 62. Признание Советского Союза, по словам регента, могло произойти только в случае «абсолютной необходимости».
2 сентября правительство Югославии объявило о нейтралитете и приступил к частичной мобилизации – в армию было призвано около 500 тыс. чел. Мобилизация пошла не по плану, выявились значительные проблемы, и прежде всего на территории IV Армейской области – в Хорватии и Словении. Местные резервисты явно не горели желанием воевать. Страна не была готова к войне, но офицерский корпус был настроен очень воинственно и явно анти-германски. В конце 1939 и начале 1940 гг. почти ничего не изменилось. Во время советско-финской войны отношение к политике Москвы со стороны белградских интеллектуалов стало открыто враждебным. Принц-регент был категоричен: «Ни за что не пускать Россию на Балканы.» Быстрое военное крушение Франции произвело в Белграде сильнейшее впечатление. После окончания I Мировой войны и до 1940 г. авторитет французских военных в Югославии был практически непоколебим.
Напряжение в верхах не чувствовалось на улицах. Весной 1940 года Белград выглядел спокойным и вполне благополучным городом. «Военное напряжение, которое чувствуется в Западной Европе, почти не коснулось Югославии. – Отмечал посетивший ее столицу в мае 1940 года издатель «Часового». – Страна решила соблюсти нейтралитет, и строжайшим образом его соблюдает. Надо полагать, что тревожные слухи, идущие в последние дни, чересчур преувеличены. Позиция Югославии совершенно естественна, другой она быть не может: достаточно лишь взглянуть на карту Балканского полуострова, чтобы понять, что политика Югославии единственно возможная и единственно спасительная для государства.» Орехов связывал эту политику с именем регента и отмечал, что перемены в курсе регентства коснулись не только внешней, но и внутренней политики. Он был в восторге от учреждения Хорватской бановины, которую называл «генерал-губернаторством», и отмечал бурное и успешное городское строительство, которое поддерживали власти королевства. На самом деле положение Югославии не было столь блестящим, разрыв внешнеэкономических связей в связи с начавшейся войной стал причиной недостатка многих товаров, инфляции и роста цен. Стоимость жизни в Белграде выросла с 81,7 динаров в августе 1939 г. до 141,3 динара в феврале 1941 г.
Тем временем руководство страной, очевидно под влиянием поражения Франции, начало пересматривать свои взгляды на диалог с СССР. 8 мая 1940 года в Москве начались переговоры по торговому соглашению между двумя странами, которое было подписано 11 мая наркомом внешней торговли Анастасом Микояном и б. министром финансов королевства Милорадом Джорджевичем и Савой Обрадовичем, заместителем министра торговли и промышленности. Вводился режим наибольшего благоприятствования, обеспечивался свободный транзит товаров в Прибалтику, Скандинавия и обратно. Срок действия соглашения определялся в три года. Товарооборот между двумя странами в 1940-1941 гг. должен был достичь 176 млн. динаров.
23 июня было издано коммюнике об установлении дипломатических отношений между двумя странами, и 30 июня в Анкаре представители двух стран обменялись официальными подтверждениями этих деклараций. Письма обоих сторон были датированы 24 июня. После этого Белград снова обратился с предложениями о торговле – югославская сторона нуждалась в поставке 5 тыс. пулеметов калибра 7,9 мм., 1,2 тыс. зенитных пулеметов калибра 15-20 мм., 600 противотанковых орудий калибра 37 или 47 мм. 180 истребителей, 60 штурмовиков, 100 самолетов связи, 50 транспортных самолетов, других видов артиллерии, резины, нефти, бензина, технических масел, хлопка, никеля, цинка, шин, шерсти, риса и т.д. При этом отношение регентской власти к СССР оставались неизменными. 6 июля 1940 года в Белград приехал первый советский полпред В.А. Плотников. Накануне королевская полиция провела аресты лиц подозреваемых в причастности к компартии и симпатиях к России. Целью арестов и задержаний было не допустить демонстрации в честь приезда советского дипломата.
По немецким подсчетам от октября 1938 года Югославия могла компенсировать до 20% потребностей Третьего рейха в меди (40 тыс. тонн), 33% потребностей в оловянной руде (71 тыс. тонн), 20% потребностей в цинковой руде (40 тыс. тонн), 50% потребностей в хромовой руде (53 тыс. тонн) и 100% потребностей в сурьме (2,5 тыс. тонн), из 400 тыс. тонн бокситов, которые Германия закупала перед войной, 40% добывались в Югославии. С началом военных успехов вермахта Белград фактически подчинил страну Германии. Поборником этой политики были регент принц Павел, премьер Цветкович и глава МИД Цинцар-Маркович. Они последовательно шли на уступки требованиям стран Оси. Разгром Франции, которая воспринималась как традиционный и естественный союзник и покровитель, усилил эти тенденции в югославской политике. «В настоящий момент, — отметил 3 сентября 1940 г. Гальдер, — ресурсы Югославии на 100% в нашем распоряжении и используются в нашей военной экономике.» Это подчинение продолжалось.
Одновременно шел процесс увеличения германского влияния в Румынии. Немецкая военная миссия численностью уже до 20 тыс. чел. работала над модернизацией румынской армии. В это время легионеры развернули в стране террор, сводя счеты с сотрудниками Кароля, оставшимися в стране. В ночь с 26 на 27 ноября 1940 года они ворвались в тюрьму Жилава близ Бухареста и убили там 64 арестованных чиновника и и политика прошлого правления, включая бывшего премьера, бывшего министра юстиции и т.д. Пиком волны террора стало восстание легионеров, начавшееся 20 января 1941 г. в Бухаресте. Восстание возглавил Хория Сима. Железногвардейцы захватывали полицейские участки и казармы гарнизона, проводили расправы над евреями. Погромы прошли по всей стране, но за этим исключением железногвардейцев не поддержали. Евреев начали преследовать сразу же после уступки Бессарабии. В городах организовывались погромы, создавались фильтрационные лагеря. Армия выступила на стороне Антонеску, немцы, на помощь которых рассчитывал Сима, также поддержали кондукатора. 23 января мятеж был подавлен. Около 700 легионеров во главе с Симой были вывезены немцами на территорию Германии. 14 февраля 1941 года Национальное легионерское государство было упразднено, в Румынии установился режим открытой военной диктатуры во главе с Антонеску.
7 декабря 1940 г. югославское правительство предупредило посла Германии в королевстве Виктора фон Хеерена о желании вступить в переговоры о заключении договора о ненападении по образцу югославско-итальянского соглашения от 25 марта 1937 г. 22 декабря 1940 года Риббентроп предложил главе югославского правительства посетить Германию для переговоров. Предложение было немедленно принято. 14 февраля 1941 г. Цветкович и Цинцар-Маркович прибыли в Берхтесгаден, где на встрече с Гитлером им было предложено присоединиться к германо-итало-японскому блоку. В том же направлении развивалась и Болгария. Влияние Германии в этой стране резко выросло после Мюнхенского раздела Чехословакии. Влияние СССР и как коммунистического центра, и как наследницы России, было также весьма сильным.
Малая и Балканская Антанты распались в 1938 и 1940 гг., что создавало новые угрозы и возможности для балканских государств. Внешнеполитический курс Болгарии колебался, и это было очевидно. С одной стороны, 31 июля 1938 года Болгария подписала Салоникское соглашение с Грецией, которое дало ей право отказаться от ограничений в области вооружений, наложенных на нее Нейиским соглашением 1919 г., признавалось и право Софии ввести войска в демилитаризованную зону во Фракии, прилегающую к болгаро-турецкой и болгаро-греческой границам. Разумеется, это соглашение было санкционировано Лондоном и Парижем, работавшими над созданием нового военно-политического блока на Балканах, которое явно носило анти-германскую направленность.
С другой стороны, уже 22 сентября 1938 года, на пике подготовки Мюнхенского соглашения, Борис III посетил Берлин, где встретился с Герингом, а затем и с Гитлером и Риббентропом. Царь заверил собеседников в своих симпатиях к Германии и призвал не исключать из внешнеполитических расчетов Россию: «Она может быть загадкой, но никогда не может быть нулем.» Сразу же после заключения Мюнхенского соглашения София официально выразила свое удовлетворение достигнутым решением проблемы. С началом большой войны в Европе Борис III предпочитал придерживаться нейтралитета, который он старался сделать дружественным и по отношению к Советскому Союзу, и по отношению к Германии. Это устраивало и местных русофилов, и германофилов, и сторонников левых партий. Впрочем, в отношении к Германии монарх был более «политичен», и даже ставил в известность немецкого посла Герберта фон Рихтгофена относительно планов по улучшению отношений с СССР, запрашивая через него – как к этому отнесутся в Берлине и как там вообще смотрят на активизацию «русских действий на Балканах».
С начала 1940 года СССР начал развивать отношения с Болгарией. 5 января 1940 г. сроком на три года был подписан советско-болгарский договор о торговле и мореплавании. Он вводил льготные условия для торговых отношений, Болгарии предоставлялся транзит для экономических связей с Германией и государствами Скандинавии через советскую территорию. К концу 1940 года импорт из СССР в Болгарию достиг 800 млн. левов (хлопок – 200 млн. левов, нефть и нефтепродукты – 120 млн. левов, продукция металлургической, химической промышленности, машиностроения, кожа, шерсть и т.д.), вывоз из Болгарии также равнялся 800 млн. левов (сельскохозяйственная продукция, в первую очередь табак). В Болгарии с успехом демонстрировались советские кинофильмы, ежедневно распространялось 9-10 тыс. экземпляров газеты «Известия». Это сотрудничество с Советским Союзом для официальной Болгарии носило вынужденный и даже вымученный характер.
Нельзя сказать, чтобы болгарское правительство спокойно смотрело на это. Симпатии Бориса III были на стороне Англии, но военно-политическая обстановка изменилась. В разговоре с германским дипломатом 4 мая 1940 г. Борис III заявил, что считает возможным достичь национальные мечты болгар только в союзе с Германией, но Болгария еще слишком слаба в военном отношении, чтобы выступить и должна сохранять нейтралитет. Разумеется, в случае нападения она будет защищаться всеми средствами. Правительство царя явно опасалось роста популярности СССР в своей стране. 11 августа 1940 года в Софии проходил товарищеский матч между советской и болгарской футбольными командами – «Спартаком» и «Славией» - начальник гарнизона болгарской столицы запретил давать увольнительные всем военнослужащим гарнизона, запретил им посещать этот матч и даже ввел в столице усиленный караульный режим. Встреча московского «Спартака» со стороны жителей Софии была весьма теплой, что привлекло обеспокоенное внимание полиции, агенты которой внимательно следили и за гостями, и за соотечественниками. Доклад на имя главы МВД отмечал организационную работу болгарских коммунистов, которые смогли «поднять энтузиазм населения во время встречи и таким образом добиться эффекта чрезвычайной сердечности».
Победы немцев оказали серьёзное влияние на положение на Балканах. Болгарское правительство было явно впечатлено происходившим. 22 октября Борис III обратился с письмом к Гитлеру, сообщив ему, что в ближайшее время болгарское правительство обратится в Берлин с просьбой о присоединении к Тройственному пакту. 17 ноября премьер-министр Филов находился в Германии. Все его симпатии находились на стороне немцев. Русские, по его мнению, нуждались в Болгарии исключительно как в позиции перед Дарданеллами, в то время как Гитлер обещал не только Добруджу, но и возвращение побережья Эгейского моря. 18 ноября 1940 года на встрече с Гитлером в Берлине Борис III и министр иностранных дел Иван Попов были проинформированы о планах Берлина. Через два дня после этого Попов заявил советскому представителю в Болгарии: «Гитлер передавал царю, что его планы строительства «нового порядка» от Атлантического до Великого океана одобрены товарищем Молотовым.» Болгария предпочитала сохранять нейтралитет и надеялась получить выход к Эгейскому морю мирным путем, так же, как это было в случае с Добруджей. Эти планы были поддержаны Гитлером.
18 ноября 1940 года Молотов сделал болгарскому послу в СССР Ивану Стаменову предложение гарантировать границы в Добрудже. Глава НКИД высказал беспокойство относительно присутствия немецких войск на территории царства и предупредил, что получение Болгарией гарантий от третьей державы испортит советско-болгарские отношения. Это было уже не первое предложение такого рода, но 25 ноября глава болгарского правительства Богдан Филов отверг его, «так как никто не угрожает Болгарии». Как показывает опыт Польши, заявил еще 20 ноября глава МИД Болгарии советскому полпреду, связь малой страны с великой державой может закончиться для первой катастрофой, которая та не переживет. Болгария предпочитает сохранять нейтралитет.
30 ноября 1940 года советский полпред получил уже устный и письменный ответ болгарского правительства. Он начинался словами: «Внешняя политика Болгарии всегда вдохновлялась дружбой к Советскому Союзу, и не было случая, чтобы Болгария действовала против интересов последнего.» София заявляла, что идеальным способом исправления несправедливостей послевоенного устройства Балкан она считает мирное соглашение по образцу исправления болгаро-румынской границы в Добрудже, и что она хочет добиться достижения своих интересов в Западной Фракии мирным путем, а потому не желает портить отношений с Турцией и Германией. Полпред в Болгарии А.А. Лаврищев подвел итог беседам с болгарскими политиками, заверявшими его, что «не заключая пакт с СССР, Болгария по мере сил будет охранять его интересы»: «Мне кажется, что болгарское правительство сейчас постарается быстрее присоединиться к пакту трех. Видимо, оно свой ответ согласовало с немцами.» Эта оценка была верной. После визита в Берлин монарх находился в подавленном состоянии – он понимал, что сохранить нейтралитет не удастся и присоединение к «пакту трех» считал способом спасения страны от опасности. Отказ от сотрудничества с Германией был чреват большими проблемами.
Кризис на Балканах быстро углублялся и в него все активнее вмешивались воюющие Великие Державы. С января 1941 года София начала сворачивание культурных контактов с СССР, были прекращены покупки и демонстрация советских фильмов. 3 января 1941 года Болгария согласилась на ввод германских войск на свою территорию и 10 января передовые части вермахта начали переходить Дунай. Это было ожидаемое событие – значительная часть введенных на территорию Румынии немецких подразделений группировались вдоль этой реки в лагерях – все указывало на подготовку к переходу в Болгарию. 12 января полпред Лаврищев докладывал в Москву, что участившиеся визиты в Берлин царя Бориса и Филова однозначно свидетельствуют об усилении тенденции сближения с Германией и что в ближайшее время следует ждать присоединения Болгарии к «пакту трех». Небольшие группы немецких солдат, проникающих со стороны Румынии и занимающих стратегически важные точки явно свидетельствовали о подготовке ввода крупных контингентов. Общественное мнение Болгарии, по мнению советского полпреда, было настроено в пользу заключения пакта с СССР, и поэтому в стране активизировалась антисоветская пропаганда, которая была инспирирована правительством.
13 января 1941 года в Берлине на встрече посланника Драганова и статс-секретаря МИД фон Вайцзекера было достигнуто предварительное соглашение о начале переговоров между болгарским и германскими Генеральными штабами относительно основных принципов сотрудничества (они начались в румынском курорте Синая 23 января). В тот же день последовало официальное заявление советской стороны: «ТАСС уполномочен заявить, что: 1. Если немецкие войска в самом деле имеются в Болгарии и если их дальнейшая переброска в Болгарию действительно имеет место, то все это произошло и происходит без ведома и согласия СССР, так как германская сторона никогда не ставила перед СССР вопроса о пребывании или переброске немецких войск в Болгарию. 2. В частности, болгарское правительство никогда не обращалось к СССР с запросом о пропуске немецких войск в Болгарию, и, следовательно, не могло получить от СССР какой-либо ответ.» Это заявление никоим образом не подействовало ни на Филова, ни на Бориса III. В Софии было принято решение опубликовать опровержение в том же стиле. Декларативно болгарские политики заявляли о приверженности нейтралитету и миру, но на самом деле они вовсе не отреклись от территориальных претензий к соседям, что подталкивало их в сторону стран-ревизионистов и сближало с Германией.
18 января из Берлина вернулся болгарский посланник П. Драганов. Он привез очень важное известие. Риббентроп был согласен на передачу Болгарии Эгейской Фракии между реками Марица и Места. 22 января ЦК БРП обратился с воззванием: «Болгарские граждане! Война идет быстрыми шагами. Наша страна находится на грани превращения ее в театр военных действий между двумя воюющими империалистическими группами со всеми страшными и гибельными последствиями, которые это принесет болгарскому народу.» Коммунисты предупреждали: «Советское агентство ТАСС сообщило на днях, что если немецкие войска в самом деле имеются в Болгарии и если их дальнейшая переброска в Болгарию действительно имеет место, то все это произошло и происходит без ведома и согласия СССР. Это советское сообщение является сигналом болгарскому народу о страшной опасности, нависшей над его миром. В то же время оно является предупреждением об огромной ответственности, которую берут на себя правящие круги в нашей стране, допуская нарушение болгарского нейтралитета и этим сами толкают Болгарию к войне. Через БТА болгарское правительство «опровергло» сведения о переброске немецких войск в Болгарию. Но какова цена этому «опровержению», когда даже дети у нас знают, что оно не соответствует истине?»
Быстро менялась и обстановка в Греции. Метакса упорно сопротивлялся плану совместных действий греческих и британских войск, Коризис был настроен по-другому. Он заявлял о том, что может допустить совместные действия против германских войск, но только в случае вторжения. Главнокомандующий греческой армией ген. А. Папагос заявил, что он не может снять для усиления «линии Метаксы» войска с фронта в Албании. Там ожидалось новое наступление итальянцев. 8 февраля 1941 г. Греция, сославшись на проникновение в Болгарию германских войск, обратилась за помощью к Великобритании. Греческая армия имела стрелковое и артиллерийское вооружение разных систем и произведенное в разных странах. Поставка запчастей ко многим из них исключалась – заводы-производители находились в странах, занятых Германией. Имелось некоторое количество итальянских трофеев, но они не могли обеспечить потребности всей армии. Оставалось только надеяться на британские поставки.
19 февраля в Каир прибыл Иден. На совещании в штабе командующего войсками на Среднем Востоке генерала Арчибальда Уэйвелла было принято решение оказать помощь Греции, хотя Уэйвелл и не верил в перспективу создания прочного фронта на Балканах. Генерал, вполне в традициях Первой Мировой войны, считал наиболее важной точкой Салоники, т.к. этот порт в случае вступления в войну Югославии и Турции приобретал, по его мнению, особо важное значение как терминал железной дороги на Белград. Иден считал, что в любом случае, даже если Греция потерпит поражение, что никак не исключалось, ей необходимо оказать помощь. 22 февраля в Афины прибыла британская делегация во главе с Иденом. Его сопровождали генерал Уэйвелл, начальник Имперского Генерального штаба ген. Джон Дилл, командующий авиацией на Среднем Востоке генерал Артур Лонгмор и несколько высших офицеров из их штабов. Почти одновременно, 23 февраля, в Белград прибыл эмиссар президента Рузвельта полковник У. Донован. Он совершал поездку по странам прилегавшим к Средиземному морю – «Дикий Билл» посетил Лиссабон, Мадрид, Танжер, Мальту, Каир, штаб британских войск, наступавших в Ливии, Иерусалим, Дамаск, Багдад, Анкару, Софию. Он везде выступал в защиту сотрудничества с Лондоном против Берлина. Своё второе турне в Европу и на Ближний Восток Донован закончил на земле своих предков – в Ирландии, где провел встречу с премьер-министром де Валера.
В Белграде представитель Рузвельта всячески поддерживал идею создания единого балканского фронта, который должен был состоять из Югославии, Греции и Турции. Принц-регент колебался – он не был уверен, что на союзники успеют прийти на помощь Югославии, к тому же он опасался удара со стороны Болгарии, на территорию которой уже входили передовые части вермахта. Миссия Донована закончилась неудачей и 25 февраля он покинул Белград. Представитель Рузвельта уехал с убеждением слабости влияния США и Великобритании в Югославии, как и в том, что Югославия политически расколота, а позиции режима регента непрочны.
Тем временем в Афинах Иден обещал в ближайшее время присылку дивизии, танковой бригады, двух артиллерийских полков полевой артиллерии, некоторое количество зенитной артиллерии, затем должна была прибыть еще одна британская дивизия и польская бригада, в третьем эшелоне, если понадобится – еще одна британская дивизия и танковая бригада. Общая численность этих сил равнялась 100 тыс. чел., 240 полевых орудий, 202 противотанковых орудия, 32 орудия среднего калибра, 192 легких и средних зенитных орудия и 142 танка. Предполагалось, что британцы усилят и авиацию Греции – в феврале и марте для перевооружения должны были прибыть две эскадрильи истребителей Hurricane, в марте – две (возможно, четыре) эскадрильи истребителей Gladiator и около 20 ночных бомбардировщиков.
В первом эшелоне должны были прибыть 33 тыс. чел., 114 танков, 90 противотанковых орудий и т.д. Полностью выполнить свои обязательства Лондон все же не смог. Перевозка подкреплений и всего необходимого в Грецию заняла 7 недель. Она началась 4 марта 1941 года, когда первый конвой в Пирей вышел из Александрии, а закончилась 24 апреля, когда оттуда уже нужно было вывозить войска. Маршрут был очень опасным – транспортам угрожала германская авиация и итальянский флот, прежде всего – подводные лодки. 26 марта в гавани Суда-Бей на Крите итальянская группа из 6 катеров со взрывчаткой под командованием лейтенанта Луиджи Фаджиони атаковали и серьезно повредили тяжелый крейсер «York» и потопили танкер «Pericles». Тем не менее, из Египта в Грецию было перевезено 58 364 чел., из них 11 тыс. – на крейсерах. Из этого числа примерно 35 тыс. чел. составили боевые части.
Между тем положение на Балканах быстро ухудшалось. 1 февраля было подписано соглашение об основных принципах снабжения германских войск в Болгарии, а 2 февраля был подписан протокол об основных принципах военного сотрудничества между штабом 12-й германской армии и Генеральным штабом Болгарии. 11 февраля бывший премьер Болгарии Кимон Георгиев обратился к действующему главе правительства с письмом, в котором предупреждал: «Никогда Болгария, после того, как вспыхнула сегодняшняя война, не была так близка к опасности быть вовлеченной в кровавую борьбу, как в настоящий момент». Георгиев предлагал Филову немедленно изменить внешнеполитический курс и начать сближение с Советским Союзом. Менять что-либо было поздно.
К 21 февраля 277 германских военных из полка «Бранденбург», переодетых в болгарскую форму, взяли под охрану 24 стратегических объекта в Болгарии с целью избежать возможности осуществления саботажа на них. В ночь с 26 на 27 февраля еще 178 германских военных с 8 крупными и 44 малыми радиостанциями заняли объекты связи на объектах ВВС на южной границе Болгарии. Всем было понятно – со второй половины февраля телеграф, телефон, железные дороги страны контролируются немцами. 27 февраля 1941 г. немецкие военные телеграфисты отправили кодовый сигнал – Heerestrasse («Армейская улица»). Это означало подготовку к дальнейшему движению вглубь Балканского полуострова. Немецкие части немедленно начали переходить из Румынии в Болгарию по наведенному понтонному мосту через Дунай. 1 марта в Вене премьер-министр Болгарии Филов, министры иностранных дел Германии Риббентроп и Италии Чиано и посол Японии в Германии ген. Осима подписали соглашение о присоединении Болгарии к германо-итало-японскому союзу.
В тот же день представитель МИД Иван Алтынов сообщил советскому полпреду в Болгарии А.А. Лаврищеву, что его правительство дало согласие на ввод войск, «имея при этом целью сохранение мира на Балканах». Разъяснения Алтынова были весьма показательны: «Сообщая вышеизложенное правительству СССР болгарское правительство надеется, что поведение Болгарии будет правильно понято, и болгарское правительство снова заявляет, что оно особенно стремится к дружественным связям с СССР, которые болгарское правительство решило поддерживать и развивать в интересах обеих стран. Перед тем, как дать согласие на пропуск немецких войск, болгарское правительство постаралось выяснить намерения Германии по отношению соседей Болгарии, с которыми она имеет договоры о дружбе, и оно получило ответ, что Германия не имеет никаких враждебных отношений ни против Турции, ни против Югославии. Болгарское правительство верит, что пребывание немецких войск в Болгарии является временной мерой и не ухудшит её отношений с СССР, которые Болгария считает постоянным элементом своей внешней политики.»
2 марта фашистское большинство Народного Собрания с шумными аплодисментами и криками «Ура!» проголосовало за подписанный 1 марта договор, представителям оппозиции не дали даже возможности выступить. В тот же день германское информационное агентство официально сообщило о вступлении вермахта в Болгарию. 3 марта последовала официальная реакция Москвы на это сообщение: «1) Советское правительство не может разделить мнение Болгарского правительства о правильности позиции последнего в данном вопросе, так как эта позиция, независимо от желания Болгарского правительства, ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии; 2) Советское правительство, верное своей политике мира, не может ввиду этого оказать какую-либо поддержку Болгарскому правительству в проведении его нынешней политики.» Болгария приступила к подготовке к мобилизации армии, которая должна была обеспечить решение задач в греческой, как оказалось, на первых порах, Македонии. Численность германской группировки в Болгарии достигла 680 тыс. чел. Присутствие столь крупной группировки фактически означало оккупацию страны. К 8 марта германские части вышли на южную границу Болгарии. 12-й армией командовал генерал-фельдмаршал Вильгельм Лист. 5 марта Великобритания объявила Болгарии войну, а США заморозили болгарские активы.
Призывы британских дипломатов и американских разведчиков не привели к реализации плана по созданию антигитлеровского фронта на Балканах. С другой стороны, принц-регент Югославии убедился в том, что никто заинтересован в том, чтобы его страна сохранила нейтралитет, в то время как на помощь Великобритании, во-всяком случае – на своевременную помощь – он рассчитывать не может. Это не настраивало его в пользу сотрудничества с Лондоном и принц был довольно откровенен с адвокатом британских планов - американским послом. «Чего вы хотите от меня?» - Спросил он Артура Лейна. 1 марта, сразу же после вступления Болгарии в Тройственный союз, прин-регент Павел отправился на встречу с Гитлером в Берхресгадене. Прием был дружественным, беседы - откровенными. Хозяин заверил гостя, что лично он не возражал бы и против договора о ненападении, но, так как Муссолини требует разоружения югославского побережья Адриатики и передачи Италии права на контроль над ним, то будет проще и безопаснее для Белграда вступить в союз для защиты собственных интересов. Гитлер сообщил принцу, что в начале лета собирается напасть на СССР. Впечатление, произведенное на регента, было очень сильным. 6 марта на Коронном Совете было принято решение о присоединении к германо-итало-японскому союзу. Оно должно было храниться в секрете, конечно, в первую очередь от подданных короля. 8 марта 1941 года Гальдер записал в своем дневнике: «Югославия, по-видимому, переориентируется и примкнет к Тройственному пакту.»
19 марта, после очередного визита к Гитлеру, принц Павел вновь собрал совещание и сообщил его участникам, что Германия требует присоединиться к пакту, а отказ фактически будет означать войну. Участники совещания в большинстве выступили против войны. Военный министр генерал Петар Пешич заявил, что Югославия окружена практически со всех сторон и к войне не готова – не хватает современного оружия, запасов и т.д. На сколько-нибудь значительную помощь союзников рассчитывать не приходится. В пользу соглашения с немцами выступил и Мачек, против были только один из формальных регентов доктор Раденко Станкович и патриарх Гавриил V. В тот же день на встрече с бывшим немецким послом Ульрихом фон Хасселем принц Павел известил его о том, что в ближайшее время будет принято решение. Действующий посол фон Хеерен торопил с ответом.
Берлин ультимативно потребовал определиться с решением относительно присоединения к Тройственному пакту до полуночи 23 марта. 25 марта вслед за Болгарией в Тройственный пакт вступила и Югославия. Реакция общественного мнения, прежде всего – в Белграде – была крайне негативной. В порядке было только согласие в политических верхах. Они были под контролем власти. Мачек поддержал соглашение. С большим облегчением новость об этом решении регента принца Павла было воспринято в Софии – Борис III всячески старался избежать конфронтации с соседом и был горячим сторонником вступления Югославии в пакт. Сам регент был не в восторге от вынужденного решения и 25 марта на встрече с американским послом Артуром Блисс Лейном назвал его «болезненным, но неизбежным» и заверил дипломата в том, что его симпатии к союзникам и особенно к президенту Рузвельту остались неизменными.
Но политика регента вызывала значительное недовольство не только среди гражданских, но и в армии. Часть офицеров ВВС группировалась вокруг генералов Душана Симовича и Боривоя Мирковича. Последний называл правительство «самым позорным режимом, который когда-то был в нашей земле». Еще в 1938 году была создана подпольная офицерская организация по подготовке государственного переворота. В нее вошли, среди прочих, и ветераны заговоров – бывшие члены «Черной руки». Организация имела большое влияние в гарнизоне Белграда, в том числе среди бронетанковых частей, жандармского полка, гвардии. 27 марта военные совершили государственный переворот. На улицы столицы было выведено 12 танков. Сопротивления и жертв не было, верные принцу Павлу военные разоружались и арестовывались.
Все произошло почти мгновенно, за какие-то полтора часа все здания в правительственном центре Белграда, все казармы, радиоцентр были захвачены войсками. Заговорщики не смогли найти малолетнего короля, и с обращением к народу по радио выступил один из них – поручик Яков Йовович. Подданные не разобрали обмана, хотя сам малолетний монарх с удивлением услышал свой голос по радио. Он обращался к народам Югославии с призывом сплотиться вокруг престола и поддержать армию. Текст был опубликован в тот же день: «Сербы, хорваты и словены! В этот тяжелый для нашего народа момент я решил взять в руки королевскую власть. Регентский совет подал в отставку. Мои верные армия и флот сразу передали себя в мое распоряжение и уже выполняют мои приказы. Я призываю всех сербов, хорватов и словенов объединиться вокруг трона. При нынешних обстоятельствах это является наилучшим средством поддержать порядок внутри и мир снаружи.»
Регент отправлен в отставку под предлогом совершеннолетия короля Петра II, новое правительство возглавил Симович. На улицах Белграда пели и танцевали радостные люди. Лозунгом переворота стал призыв «Bolje rat, nego pakt!» (Лучше война, чем пакт!). В Хорватии обстановка была не столь радостной. Переворот в Загребе не был поддержан, в местном обществе большинство было безусловно настроено в пользу союза с Германией и против войны с ней. Симовичу удалось договориться с Мачеком, и тот высказал готовность поддержать новые власти в Белграде. По крайней мере, на словах он был готов сделать это.
28 марта Симович заявил на пресс-конференции: «В эти тяжелые дни югославский народ испытывал беспокойство по поводу того, как велись государственные дела. Недоверие к подобному положению вещей выражалось в последние дни с такой силой, что создалась угроза общественному порядку. Под давлением обеспокоенного общественного мнения произошли сегодняшние изменения.» 29 марта молодой Петр II был коронован в Белграде. Церемония прошла в присутствии дипломатического корпуса, правительства и высших чинов армии. Вскоре принца Павла с семьей отправили в ссылку в Грецию, откуда они были вывезены в Кению, где и находились во время Второй мировой войны. Новое правительство пыталось удержать отношения с Германией, но не преуспело в этом. Югославские политики прекрасно понимали опасность со стороны Третьего рейха и пытались избежать войны, вступив в переговоры с Берлином и Римом. Впрочем, всем было ясно -, что остановить войну переговорами не удастся.
1 марта югославский посланник в Румынии Александр Аввакумович сообщил советскому полпреду: «В настоящее время Югославия ожидает военного выступления Германии, т к., по мнению Авакумовича, есть только две возможности развития событий в будущем, или война Германии против Югославии, или Германия попробует найти формулу, которая, унизив Югославию, могла бы дать удовлетворение Германии. (Авакумович не конкретизировал последнего, хотя я его спросил об этом) Авакумович высказал мнение, что Германия не может перенести эту пощечину со стороны Югославии и должна будет сделать что-нибудь.» Гитлер не был намерен терпеть это, и, получив известие о перевороте, сразу же распорядился подготовить операцию против Югославии с целью уничтожения этого государства. Она получила кодовое название «Marita».
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):