Противники России на Западе, весьма вероятно, предпочли бы замыкание российских усилий именно на странах, которые Россию непосредственно окружают, на её соседях «южного пояса». О том, почему Москва не заинтересована в этом, пишет программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв. Первую часть размышлений автора о южном контуре России можно почитать здесь.
Читайте также: Южный контур России: новая динамика
В отношениях с суверенными государствами «южного пояса» пространства бывшего СССР Россия видит себя подобно любой европейской империи прошлого – за тем исключением, что её политика там всегда была ориентирована не на эксплуатацию территорий, а на их развитие. Наиболее явственным доказательством этого является динамика численности населения в Закавказье и Центральной Азии, а также его материального положения. Но то, что наследие России в Закавказье и Центральной Азии отличается от того, что страны Западной Европы оставили в своих бывших колониях, не означает, что мы не сталкиваемся с похожими вызовами.
В отличие, например, от Франции, которая в последние годы сворачивает присутствие в Африке в рамках общего сокращения своего геостратегического значения, Россия усиливает свои позиции на глобальном уровне. Увеличивается российское экономическое и военное присутствие в африканских странах, развиваются отношения с большинством государств Латинской Америки, активно идёт диалог и многостороннее сотрудничество со странами арабского Ближнего Востока. На этом фоне то, что в рамках стратегии «удерживания» представляет собой тактические провалы или системные вызовы российской политики в южной части пространства бывшего СССР, выглядит как часть глобального присутствия России. Возникает своеобразный парадокс: политика России всё более становится глобальной, но сталкивается с объективными трудностями на своей ближайшей периферии.
Необходимо учитывать, что противники России на Западе, весьма вероятно, предпочли бы большее замыкание российских усилий именно на странах, которые её непосредственно окружают.
Во-первых, потому что увязание России в делах Закавказья и Центральной Азии потребует существенных дипломатических, экономических и военных ресурсов, которые придётся перенаправить в ущерб другим, более перспективным регионам.
Во-вторых, активное присутствие России в странах её южной периферии практически неизбежно вступит в противоречие с теми объективными тенденциями общественно-политического развития, которые там наблюдаются. Рост российского влияния и больший учёт её гипотетических интересов с высокой степенью вероятности могут потребовать некоторого увеличения давления,балансирующего на грани вмешательства во внутренние дела,на правительства суверенных государств этих двух регионов. Последнее, отметим, традиционно отвергается российской внешней политикой как присущее стратегии стран Запада. Кроме того, даже минимальное проявление жёсткости здесь может повлечь обратную реакцию, поскольку будет ассоциироваться с проявлениями постколониального синдрома. И не без оснований.
В-третьих, чем более активной будет политика России в отношении её южных соседей, тем больше у местных правительств будет соблазнов списывать на «российское вмешательство» собственные неудачи и трудности в достижении основных целей развития. Такое поведение является, отметим, совершенно естественным и не обязательно будет означать ярко выраженную антироссийскую позицию его носителей. В целом мы видим, что страны мирового большинства в наибольшей степени стремятся именно к эмансипации своей политики от влияния тех крупных держав, интересы которых они традиционно в наибольшей степени учитывали, или с которыми их связывает наибольшее число контактов. Однако в условиях, когда противники России настойчиво создают в странах южной периферии России базу для антироссийских настроений и внутренней дестабилизации в целом, такого рода процессы могут оказаться более деструктивными.
В-четвёртых, концентрация на государствах «южного пояса» постсоветского пространства может вести к появлению у России новых военных обязательств либо необходимости использовать свои военные возможности для стабилизации своих соседей. В январе 2022 г. у России был опыт спасения правительства Казахстана от массовых выступлений населения и криминальных групп. И нельзя сказать, что политические результаты этого опыта стали идеальными с точки зрения того, как Россия хотела бы восприниматься в Казахстане и регионе в целом. Также и завышенные ожидания в военной сфере со стороны Армении привели к тому, что власти данной республики годами не решали проблемы развития своих вооружённых сил. Это стало одной из важнейших причин поражения от Азербайджана в конфликте осени 2020 г., а также последовавших и будущих территориальных потерь. На примере Армении мы видим, что суть союзнических отношений была воспринята совершенно ошибочно – как односторонние обязательства со стороны России. При этом сама Москва уже на протяжении двух лет в одиночку, с опорой только на Белоруссию, ведёт противостояние со всем коллективным Западом и могла бы рассчитывать на то, что её союзники по ОДКБ если не окажут помощь, то смогут самостоятельно решать задачи, имеющие опосредованное отношение к российским интересам. У нас не может быть сейчас абсолютной уверенности в том, что другие союзники России правильно понимают суть своих отношений в рамках ОДКБ или двусторонних соглашений.
Совокупность этих факторов показывает, что для противников нашей страны стратегия «стягивания» российских усилий в регион своей южной периферии была бы одной из наиболее оптимальных в настоящее время.
Однако и сама Москва вряд ли заинтересована в том, чтобы её парадоксальный ответ на это стал простым признанием потери влияния на соседей и попыткой сделать хорошую мину при плохой игре. А именно так будут, вполне обоснованно, восприняты предложения о значительном сокращении российского влияния и присутствия в странах её южной периферии. Тем более что пока не имеет концептуального и практического решения проблема вероятного «переплёскивания» потенциальной нестабильности или враждебной деятельности из Закавказья или Центральной Азии на основную российскую территорию.
Проблемой является огромная – несколько тысяч километров – сухопутная граница России и Казахстана, которая нуждается в обустройстве и обеспечении силовыми ресурсами. Также в России пока рассматривают страны Центральной Азии как источник трудовых ресурсов. Для них самих в массе именно российский рынок труда является безальтернативным. Вопрос, таким образом, состоит в определении оптимальной стратегии, позволяющей отойти от концепции «удерживания» в пользу более асимметричных действий, позволяющих решать задачи, связанные с безопасностью и развитием самой России. И по мере того, как страны Закавказья и Центральной Азии будут все дальше продвигаться по пути эволюции своей суверенной государственности, у России будут появляться здесь новые возможности, но и новые вызовы. Мы, конечно, не можем ожидать того, что в этих регионах возникнут враждебные России объединения государств. Однако сама по себе социально-экономическая и политическая нестабильность, а также развёртывание баз для террористической деятельности стран Запада и подконтрольных им сил могут уже в ближайшие годы заставить Россию принимать некоторые решения в ещё более непростых обстоятельствах, чем сейчас. Насколько радикальными окажутся эти решения, зависит от того, как быстро и адекватно меняющимся странам-соседям и внешнему миру будет трансформироваться оптика российского подхода к соседям своего «южного пояса».
Комментарии читателей (0):