Евроатлантический регион не переживал кризисов, подобных сегодняшнему, со времён окончания холодной войны. Это значит, что системы евроатлантической безопасности на основе равной и неделимой безопасности более не существует. В лучшем случае можно ожидать снижения остроты кризиса за счёт нового баланса сил и взаимного сдерживания с сохранением разделительных линий. В худшем – прямого военного столкновения России и НАТО с перспективой ядерной эскалации. Опыт крушения евроатлантического проекта определяет необходимость создания новой структуры на иных принципах и основаниях, пишет программный директор Валдайского клуба Иван Тимофеев.
29 февраля 2024 года президент России Владимир Путин в послании Федеральному собранию отметил необходимость формирования нового контура равной и неделимой безопасности в Евразии, а также готовность к предметному разговору по данной теме с заинтересованными сторонами и объединениями. Уже в апреле идея российского лидера получила развитие в ходе визита в КНР министра иностранных дел России Сергея Лаврова. Глава российской дипломатии упомянул о договорённости с китайской стороной начать диалог о безопасности в Евразии, возможная структура которой уже обсуждалась в ходе визита. Сам факт появления идеи президента России в повестке переговоров двух крупных держав говорит о том, что она может получить конкретные очертания как на уровне политической теории, так и на уровне практики.
Концептуализация идеи евразийской безопасности неизбежно ставит вопрос о других проектах в данной области. Сергей Лавров в рамках своего визита в Пекин прямо связал необходимость новой структуры с проблемами евроатлантической безопасности, выстроенной вокруг НАТО и ОБСЕ. Отсылки к евроатлантическому опыту представляются важными по двум причинам.
Во-первых, евроатлантический проект отличает высокий уровень институциональной интеграции. Фактически он строится на основе военного альянса (НАТО) с жёсткими обязательствами членов. Несмотря на окончание холодной войны, Североатлантический альянс не просто сохранился, но и расширился за счёт бывших участников Организации Варшавского договора. НАТО – наиболее крупный и по историческим меркам устойчивый военный союз.
Во-вторых, евроатлантический проект после окончания холодной войны не смог решить проблему общей и неделимой безопасности для всех стран региона. ОБСЕ в теории могла бы собрать в единое сообщество как страны НАТО, так и тех, кто не принадлежал к альянсу, включая Россию. Но с начала 2000-х годов шёл процесс политизации ОБСЕ в пользу интересов западных стран.
Россия в растущей степени рассматривала расширение НАТО как угрозу безопасности. Такие инструменты, как Совет Россия – НАТО, оказались неспособны амортизировать растущие противоречия. Отсутствие эффективных и равноправных институтов, которые бы учитывали интересы России и интегрировали бы её в общее пространство безопасности, в конечном счёте привело к нарастающему отчуждению, а затем и кризису в отношениях России и Запада. Сопровождался такой переход деградацией режима контроля над вооружениями, размыванием правил игры в области безопасности на фоне военных операций США и их союзников, вмешательством во внутренние дела постсоветских стран. Кульминацией стал украинский кризис, военная стадия которого окончательно определила разделительные линии в Европе.
Евроатлантического региона более не существует как единого сообщества безопасности. Для него характерна асимметричная биполярность, на одной стороне которой Североатлантический альянс, а на другой – Россия.
На фоне военного конфликта между Россией и Украиной, идёт напряжённая и возрастающая борьба России и НАТО. Пока она не перешла в военную фазу, однако характеризуется множеством других измерений соперничества – от информационного противоборства до прямой и всесторонней военной помощи Украине со стороны Запада. Евроатлантический регион не переживал подобных кризисов со времён окончания холодной войны, что говорит о том, что системы евроатлантической безопасности на основе равной и неделимой безопасности более не существует. В лучшем случае можно ожидать снижения остроты кризиса за счёт нового баланса сил и взаимного сдерживания с сохранением разделительных линий. В худшем – прямого военного столкновения России и НАТО с перспективой ядерной эскалации.
Опыт крушения евроатлантического проекта определяет необходимость создания новой структуры на иных принципах и основаниях. Прежде всего, такая структура должна базироваться на взаимодействии нескольких игроков и не сводиться к доминированию одного из них, наподобие роли США в НАТО. В этом смысле символичным является то, что консультации по вопросам евразийской безопасности начались именно между Россией и Китаем – двумя крупными державами и постоянными членами СБ ООН. Таким образом, самые первые шаги в создании новой структуры уже идут на принципах диалога и распределения ответственности, а не на принципах доминирования одной силы. Вместе с тем такие шаги не сводятся к российско-китайским двусторонним отношениям и оставляют широкое пространство для участия других заинтересованных стран. Принцип распределения ответственности и отказа от доминирования может стать одним из ключевых для новой структуры. В качестве другого принципа напрашивается идея о многомерности безопасности. Она сводится не только к военным вопросам (хотя они остаются фундаментальными), но охватывает более широкий круг тем, включая «гибридные угрозы» в виде информационных кампаний, угроз безопасности в цифровой среде, вмешательства во внутренние процессы, политизации экономики и финансов. Нерешённость этих вопросов в отношениях России и Запада стала одной из предпосылок текущего кризиса. Обсуждение новой структуры безопасности могло бы уже на ранних этапах включать в себя такие проблемы. Принцип неделимости безопасности, нереализованный в евроатлантическом проекте, может и должен стать ключевым для евразийской структуры. Здесь же – реальная, а не номинальная реализация положений устава ООН, включая принцип суверенного равенства.
Начало консультаций Москвы и Пекина по вопросам новой структуры безопасности, конечно, пока не говорит о создании военно-политического альянса, подобного НАТО. Скорее всего, мы увидим длительный процесс вызревания контуров и параметров новой структуры. Первоначально она вполне может существовать в виде форума или консультационного механизма заинтересованных стран, не обременённого избыточными организационными и институциональными обязательствами. Затем отдельные форматы взаимодействия могут быть протестированы в рамках конкретных проблем безопасности, включая, например, безопасность в цифровой среде. Здесь может быть задействован потенциал уже существующих институтов и организаций, таких как ШОС. Накопленный опыт затем может трансформироваться в постоянно действующие институты, ориентированные на более широкий круг вопросов безопасности.
Важным вопросом будет функциональная направленность новой структуры. НАТО в своё время возникла в качестве инструмента сдерживания СССР, а сегодня получила новую жизнь, решая задачи сдерживания России.
Не исключено, что новая структура безопасности в Евразии тоже может быть заточена под задачи сдерживания.
И Россия, и Китай находятся в состоянии соперничества и конкуренции с США, хотя в случае России они фактически перешли в открытую фазу, а в случае Китая всё ещё не проявились в полный рост. По крайней мере, идея совместного противодействия двойному сдерживанию США находит поддержку и в Москве, и в Пекине.
Вместе с тем выстраивание структуры безопасности только лишь на противодействии США сужает возможную инклюзивность проекта. Целый ряд государств Евразии делает ставку на многовекторную политику и вряд ли будет готов участвовать в структуре, направленной на соперничество с США. Обратной может стать ситуация, при которой высокая инклюзивность будет размывать повестку безопасности, «закруглять» её к общим вопросам без конкретных согласованных действий. Пока в отношении параметров структуры евразийской безопасности остаётся много вопросов. Их предстоит решать как на уровне дипломатии, так и на уровне диалога экспертов-международников заинтересованных стран.
Комментарии читателей (0):