В четырнадцатом году у нас не было того, что мы имеем сейчас. У нас не было за спиной более-менее устойчивой экономики, промышленного комплекса, который бы обладал немалым потенциалом и был бы способен наращивать объёмы производства; военно-космических сил, радиоразведки и радиоборьбы - были только люди и самый минимальный уровень их оснащения. Но прежде всего - люди. Именно от них зависело, сможем ли мы устоять.. И работа с человеком стала основной наукой, которую пришлось осваивать по полной программе. Нужно было оформить его порыв, придать ему направление и выжать из него максимум при том, что мы уступали противнику по всем жизненно важным показателям.
При недостатке ресурсов ставка на эффективность делалась поневоле - и это вошло в привычку. Не скажу, что я в прежние годы разбазаривал силы и время, но жёсткие условия потребовали максимальной концентрации. Поэтому, если честно, я испытал лёгкий шок, когда в обиход вошли журналы расходования подразделениями мыла в бане.... Смотришь на человека - понимаешь, на что способен ты сам. Ты можешь родить любую идею, но ей не суждено будет воплотиться, если человек к этому не стремится. Когда я ещё в разгар нашего наступления писал, что война будет долгой, и позже, когда говорил, что присоединяться к России мы будем, не выйдя на границы Донецкой области - я не обладал никаким тайным знанием, а смотрел на человека, которого я научился видеть, когда полагался только на него.
Сейчас мне часто приходится наблюдать "людей в презервативах", — так я называю тех, кто делает много движений, извлекая из этого " удовольствие", но не способен ничего родить. Это не моя - другая школа. Она является порождением совершенно иной системы ценностей, изменить которую - задача этого военного испытания.
Комментарии читателей (0):