О чём говорит наступление на силовиков?

В последнее время всё больше аналитиков говорят о начавшемся и усиливающемся давлении на силовой блок со стороны так называемых «сислибов», или системных либералов. Прежде этот лагерь консолидированных околовластных кланов символизировал Анатолий Чубайс, сегодня этот неформальный пост занят Алексеем Кудриным. Провозглашённая им на Петербургском экономическом форуме задача необходимости изменения силовой и правоохранительной систем в интересах крупного бизнеса совпала (вольно или невольно – другой вопрос) с начавшимися дискредитациями так называемого силового блока власти.

То, что силовой и правоохранительный корпус, включая судебную систему, вполне дозрели до некоторых реформ, в общем-то, давно ни для кого не секрет. Однако нужно точно понять, что происходит на самом деле, и является ли грядущая трансформация силового блока победой тех, кого принято называть «сислибами», или мы имеем дело с совпадением частной инициативы с объективными задачами трансформации одного из институтов власти накануне трансфера?

Прежде всего, надо отметить, что само разделение власти на противостоящих друг другу силовиков и либералов в профессиональном аналитическом сообществе считается упрощённой и вульгарной политологической концепцией. Из этого следует, что трактовка всего происходящего в рамках парадигмы конфликта между силовиками и либералами – это такая же несуществующая и абстрактная реальность, как конфликт между добром и злом или буржуазией и пролетариатом. Это легко представить, но к жизни не имеет никакого отношения.

Прежде всего, потому, что в жизни всё перемешано. Силовики могут быть вполне либеральны в широком круге своих политэкономических воззрений, равно как и либералы вполне могут быть силовыми государственниками, когда требуют наличия определённого типа государства для защиты своих интересов. Порой разделить их довольно нелегко. Крайности вроде тоталитаризма и неограниченной свободы не нужны никому.

Противостоящие кланы ситуативно могут состоять в самых разных группах влияния, вступая в союзы и разрывая их по мере необходимости. Евгений Минченко ещё в 2012 году предложил более детальную схему структуры политической элиты: силовики, политики, техники и предприниматели. Либералов в этой схеме не видно. Ибо предприниматель или политик здесь не синоним либерала. Эта модель несвободна от определённых погрешностей, как любая абстракция, но определённой информативностью обладает.

Каждый из адептов этих условных групп полностью использует в борьбе за влияние все инструменты силы, политики, техники и коммерции. Как их разделить на силовиков и либералов? Кто больший предприниматель – Кудрин, Чемезов или Сечин? Тимченко или Дерипаска? А кто больший силовик? И кто из них не политик?

В рамках такой схемы чёткие границы между силовиками и либералами исчезают, если считать критерием противостояния некие идеологические мотивы. В этой модели группы разделены лишь обладаемым ресурсом для влияния, и все их конфликты в подоплёке имеют лишь мотив борьбы за эти ресурсы. Так, считаемый всеми либералом А. Чубайс и его последователь А. Кудрин вовсе не против так называемой «имперской» доктрины России. Они лишь считают, что её нынешняя версия обходится слишком дорого и требует оптимизации.

То, что это означает внешнеполитическую коррекцию в духе утраты суверенитета, для них вторичное и побочное явление. И не потому, что они этого не понимают или являются тайными предателями. Они уверены, что без денег суверенитета не бывает, даже если о нём кричит вся пропаганда. И в этом есть определённый смысл, правда, нельзя этой позиции давать становиться единственным и главным критерием оптимальности.

Именно такие аспекты приводят к тому, что А. Кудрина вдруг называют экспертом, дрейфующим в сторону С. Глазьева. Путин применил эту оценку в виде шутки, иронии, но в СМИ прицепились к этому эпитету как к серьёзной оценке и стали обвинять Кудрина в притворной государственности, за которой прячется либерализм.

На самом деле Кудрин не то и не другое. Он просто ставит во главу угла деньги, и та государственность, которая обходится дороже, чем приносит денег, для него выглядит абсурдом, так как в результате проедания ресурса государственность попадает в кризис. Ресурс первичен, государственность вторична. Он так видит картину мира, и это не подпадает ни под клише «силовики», ни под клише «либералы».

Это скорее «казначей» на троне государя, и, надо сказать, что его позиция для Путина имеет определённое значение. Так же как и позиция академика Глазьева, какой бы пост он ни занимал и как бы эти два экономиста между собой ни враждовали. Ибо они озвучивают два подхода к одной теме. И Путин пытается найти тут некую золотую середину, чтобы не потерять здравого смысла.

Другое понимание темы суверенитета полагает деньги вторичной субстанцией. Адептов этой концепции относят к силовикам. Эта концепция полагает, что деньги не дают власть, а служат одним из средств для неё, без которого при нужде можно и обойтись, заменив другими. И потому сначала сила, а потом деньги. Даже если сейчас имеет место убыток. Это как спор философов о том, что первично – материя или идея.

В таком понимании структуры конфликта то, что сейчас происходит с силовым блоком, выглядит иначе, чем простое противостояние силовиков и либералов и некий либеральный реванш. Хотя имеется совершенно чёткая попытка такого реванша и реальное усиление скоординированного нажима сторонников примата денег с целью оттеснить от власти сторонников примата власти.

Но почему тогда Владимир Путин, тщательно следящий за системой сдержек и противовесов, одобрил планы трансформации силового блока? Что тут от победы либералов и что от осознанной необходимости?

То, что Путин действительно занят трансформацией силового плеча власти, экспертному сообществу видно по реакции президента в ответ на такие события, как арест и освобождение Голунова, разоблачение оборотней в погонах в ФСБ и МВД и информационный нажим на Росгвардию после митингов в Москве. Силовые органы выглядит дискредитированными, а Кудрин (рупор наследников Чубайса) на Первом канале в июньском интервью Познеру даёт понять, что с президентом такие консультации ведутся, и он рассматривает разные варианты реформ силового блока.

Эксперты приходят к заключению, что дело не в активности так называемых «сислибов», хотя она действительно существует и очень высока. Президент пришёл к пониманию, что в условиях ухудшающегося экономического положения требуется масштабная и при этом очень взвешенная реформа того, на чём сложилась и стоит нынешняя политико-экономическая система.

Она становится деструктивной – больше не даёт роста, но в изобилии генерирует конфликты. Силовой блок – лишь часть этой системы, он вписан в неё и потому болен всеми её системными болезнями.

У общества, власти и бизнеса сложились определённые претензии к работе силовой и судебной систем. Они всё чаще «играют не по правилам», преследуя свои корпоративные интересы. Сложность трансформации силовиков состоит в том, что при решении этой задачи нельзя допустить «выплёскивания ребёнка с водой» – превращения силовой машины в мягкотелое и беззубое создание. Это создаёт риски для государственности намного более высокие, чем нынешние пороки системы.

Таким образом, есть понимание того, что если уклоняться от хирургических мер лечения силовой подсистемы, то вся система власти и экономики в стране рискует потерять устойчивость. И тогда власть начнёт утекать из рук тех, у кого она сейчас находится.

Чтобы этого не допустить, выбирается оптимальный способ трансформации силового блока, хотя конкретных решений пока нет, и вопрос находится на рассмотрении президента. То, чего не будет точно – это политики под диктовку тех, кто стремится через ослабление силового компонента системы захватить в ней власть и повернуть её в сторону обслуживания внешнеполитических конкурентов. Такой реформы в России не будет абсолютно точно.