Дважды войти в одну и ту же воду нельзя, но некоторые пытаются. Именно это первым делом приходит в голову при ознакомлении с совместной инициативой президентов США и Франции Дональда Трампа и Эммануэля Макрона «вернуть» Россию в «большую восьмерку» (G8), пригласив ее на саммит 2020 года. И именно это лидеры «большой семерки» (G7) собираются обсуждать во французском Биарицце, где на днях пройдет их очередной саммит. Не успел Владимир Путин добраться до Москвы из Брегансона, где встречался с Макроном, а Россия и Китай совместно поставить в Совете Безопасности ООН вопрос об американских испытаниях ракет средней дальности, как лидеры США и Франции по телефону договорились о России в «восьмерке».
Аргументация хозяина Белого дома, популистски незатейливая и явно предвыборная, сводится к тому, что «Обама не любил Путина потому, что ему проиграл, вот и свел с ним счеты, исключив из «восьмерки» Москву».
Критические комментарии многих аналитиков, которые уже прозвучали в достаточном количестве, совершенно правильно сводятся к тому, что делать в «восьмерке» нашей стране нечего. Но доводы приводятся откровенно слабые, ограничивающиеся тем, что Москве за право посидеть за «мировым столом» придется чем-то расплачиваться. Например, отступить от принципиальных позиций в Сирии, в кризисе вокруг Украины и других постсоветских республик, в военно-стратегических вопросах, где много шума наделало совместное патрулирование дальневосточных рубежей России и КНР дальней авиацией двух стран и т.д.
Это всё правильно, но не это главное. Строго говоря, то, о чём упомянул глава международного комитета Совета Федерации Константин Косачев, что Западу нужен формат «семь против одного» — это квинтэссенция подобной аргументации. Семь западных столиц собираются диктовать России, как себя вести в тех или иных вопросах, осознав, что отказав ей в 2014 году в участии в G8, они лишили себя возможность давить на Москву «глаза в глаза». Более того, антироссийские санкции также не отменены, и в этом случае наше согласие на формат «восьмерки» автоматически будет означать готовность к сохранению с Западом неравноправных отношений.
Поэтому Косачев предложил увеличить формат до «десятки», дополнив нынешнюю «семерку», наряду с Россией, еще Китаем и Индией. О санкциях как препятствии для реализации идеи восстановления формата «Группы восьми» заявил и другой сенатор-международник Алексей Пушков, посчитавший, однако, саму эту идею «здравой и единственно верной».
В сумме вырисовывается следующая картина: прозападничество «верхов» никуда не делось, как и надежда с Западом «договориться», задрав ставки и потребовав равноправия. Ущербность российских элит — именно в этом: в том, что без тесного «партнерства» с Западом они себе внешней политики не видят и не мыслят, ибо душой и всеми внутренностями с ним срослись. Лукаво требуя «равноправия», они головой сами понимают, что его не будет, потому что у Запада цели противоположные. И самим фактом своего понимания соглашаются на заведомые уступки по горбачевско-ельцинской схеме. В этом и основная беда нашей страны и нашей внешней политики — в доминировании в элитах проевропейских и прозападных настроений. На словах «поворот на Восток» одобряется и поддерживается, но, как выясняется, не по-настоящему, а понарошку. И исключительно чтобы дешевкой этого лозунга попугать Запад: не захотите-де с нами договариваться — повернем к Китаю.
Владимир Путин и Си Цзиньпин
А на Западе посмеиваются и хорошо понимают, что ЭТИ никуда не повернут. Потому что Восток им «социально чуждый», а «социально близкий» им Запад. И пока ЭТИ рулят внешней политикой, мотивы торговли национальными интересами в обмен на интеграцию в западные глобальные элиты будут у них превалировать, и на этом всегда их можно будет поймать.
И поэтому линия западных элит к нашим элитам выстраивается на двух максимах покойного Бжезинского: новый миропорядок строится «против России, за счет России и на ее обломках» и «500 млрд вашей элиты лежит в американских банках, и вы еще разберитесь, это ваша элита или уже наша».
Предложение России от Трампа и Макрона вернуться в «восьмерку» есть концентрированное выражение этих двух максим, сведенных вместе, и оба сенатора-международника на эту удочку дружно клюнули. Иначе и быть не могло. Знаете, почему? Сейчас очень много дифирамбов поется внешней политике Сталина, по-настоящему блестящей и в высшей степени результативной. Но при обращении к сталинской политике (в большинстве случаев трудно назвать такие обращения «анализом») как-то забывается или предумышленно опускается, что секрет ее эффективности находился в антиевропейскости и антизападничестве. Сталин не был западником и не «сох» по Европе.
И поэтому когда в Потсдаме посол и олигарх Аверелл Гарриман, решив к нему подлизаться, стал делать комплименты насчет появления советских войск в Берлине, в центре Европы, советский вождь сухо поверг того в шок на концептуальном языке евразийства: «Царь Александр дошел и до Парижа». Европа в этом языке — придаток Евразии, «хвост от собаки», небольшой, хотя и важный полуостров, примыкающий слева на карте к великоконтинентальной евразийской махине. Не субъект, а объект — внешнего управления, и именно понимание этого, как и проведение к Европе соответствующей политики, и позволило Сталину в центре Европы оказаться, разделив ее с англосаксами.
Мог и не делить, но понимая всю проблематичность предложения крупного полководца «дойти до Ла-Манша», ответил тому: «Дойти-то мы дойдем, а вот кто их кормить будет?». Как в воду глядел: если бы дошли, «план Маршалла» мог послужить не установлению контроля США над западом Европы, а превратиться в инструмент подрыва СССР в условиях уже послевоенного восстановления, многократно его усложнив. Поэтому и ограничился наш вождь традиционным для России предпольем у своих западных границ, которое потом позорно слили «преемнички», вляпавшиеся в Запад душой, или что там у них было вместо нее.
Иосиф Сталин, Гарри Трумэн и Уинстон Черчилль. Июль 1945
Так каковы действительные мотивы предложений Макрона и Трампа по восстановлению «восьмерки»? Их по большому счету всего два. Первый. Косачевские «семь против одного» — это продолжение многовековой западной политики Drang nach Osten, уходящей корнями в восстановление централизованной московской государственности в XV веке. Не раз и не два приходилось напоминать, что Европа тогда посчитала мировой баланс нарушенным в пользу Московии, а Московия, обозначив тенденцию превращения в Великую Евразийскую Империю, наоборот, восстановленным.
И хотя время доказало верность именно российского взгляда, который, в отличие от европейского, за много столетий предвосхитил подъем ислама, обезопасив миропорядок интеграцией его северо-евразийской ветви в русскую государственность, на Западе до сих пор тешат себя иллюзиями, будто бы сдюжили, рванув тогда одеяло на себя.
В том случае, если бы смогли организовать восток Европы на началах польского проекта, генетически антироссийского ввиду подчиненности Святому престолу, и вышли бы на границу с исламом где-нибудь на Волге. Это нам понятно, что «евразийские Балканы» в этом случае сформировались бы на тысячу-полторы километров севернее нынешних, а они в своей основной мещанской массе ввиду интенсивного промывания остатков мозгов этого не понимают.
Эммануэль Макрон и Дональд Трамп
Как интерпретируются эти «семь против одного» сегодня? Проектом трех «мировых блоков», миропорядок которого отражается структурой Трехсторонней комиссии, включающей североамериканскую, европейскую и азиатско-тихоокеанскую группы. Российской группы там нет, из чего следует, что самостоятельной роли в мировых делах западные планы для нашей страны не предусматривают.
Известная спекуляция насчет Европы «от Лиссабона (то есть от Атлантики) до Владивостока», которую Макрон и воспроизвел Путину в Брегансоне — это включение России целиком в «европейский блок». Отсюда и заверения французского президента от партии Банка Ротшильдов, от которой в хозяева Елисейского дворца баллотировались и побеждали и все его предшественники, начиная с де Голля и Помпиду, в «европейском будущем России». Символической ценой достижений нынешней российской власти в вопросе консолидации страны и во внешней политике служит то, что в Брегансоне не вспоминали деголлевский проект «Европы от Атлантики до Урала», что на языке геополитики означает раздел России между европейским и АТРовским блоками.
Между тем еще полтора десятилетия назад именно этот проект считался приоритетным. Однако его сдача в архив безопасности России не обеспечивает; это решается только постсоветской консолидацией и нейтралитетом в форме «финляндизации"/фрагментации восточноевропейских «чижиков» Вашингтона — от Варшавы и Праги до Бухареста и Софии.
Между прочим, говоря о «европейском будущем» нашей страны, Макрон имел в виду реабилитацию проекта «Париж — Берлин — Москва», которым определенная часть российской элиты бредила еще со времен первых докладов Римскому клубу, к созданию которого деятельно приложила руку. Французский президент здесь всего лишь торопится опередить немцев, у которых пока в повестке дня собственный транзит власти. И перезавязать на себя настоящую «ось» внешнего контроля над проектом «Париж — Берлин — Москва», которая сегодня протягивается из Вашингтона и Лондона в Берлин. И ставку в этом предприятии Макрон в равной мере делает как на то, чтобы оказаться первым около Трампа, так и на прозападные инстинкты российских элит. На них, отметим, не влияют даже внутренние споры, которые сводятся к выбору объекта своего обожания и подражания между Европой и Америкой.
Резюме по этому макроновско-трамповскому мотиву повторного вовлечения России в «восьмерку» очень простое — это исходный пункт в «дорожной карте» нашего включения в западный проект с перспективой добровольного участия в новом «Генеральном плане Ost»: Россия как «Ноев ковчег» для спасения остального человечества, загадившего среду своего обитания до невозможности в ней существовать.
Точнее, не человечества, а его элит, которые пересаживаются сюда под условие, что русский и другие народы России «подвинутся», переместятся в «мегаполисы-агломерации» и поделятся с пришельцами всей остальной богатой и благодатной территорией. В перспективе — это проект раздела России на удельные княжества, которые окажутся под сюзеренитетом основных стран «большой семерки» (без Италии и Канады), как это было распланировано еще в декабре 1917 года соответствующим секретным англо-французским соглашением. Поэтому России в «большой восьмерке» делать нечего. Не являясь самостоятельной организацией, она представляет собой публичный филиал и своеобразный рупор Трехсторонней комиссии. Участвуя в ней, Россия априори соглашается не только и не столько с «неравноправием» (по Косачеву), сколько с выбором между двумя формами утраты суверенитета — целиком или по частям.
А проевропейские амбиции «отечественных» элит, по этому факту вольно или невольно компрадорских, должны в этой ситуации рассматриваться одной из завуалированных форм работы на внешние интересы, то есть национального предательства. С соответствующими политическими и уголовно-правовыми последствиями для их носителей. Собственно, об этом уже не раз приходилось упоминать здесь, здесь, и далеко не только. Ведь «условия» такого возврата тем же Парижем были сформулированы еще в ноябре прошлого года.
Одно из двух: для такого возврата эти условия должен либо слить Запад, от них отказавшись вместе с потерей собственного лица, либо, теряя уже свое лицо, их должна выполнить Россия. Третьего не дано. И Мария Захарова, от имени МИД запросившая по «восьмерке» конкретику предложений, как будто этого не понимает! Поневоле согласишься с теми, кто давно уже говорит о том, что «поворот на Восток» требует в этом ведомстве нового «проворачивающего», у которого голову не заклинило в западном направлении.
Второй мотив Трампа и Макрона раскрывается повесткой встречи в Брегансоне, где, помимо Украины и Сирии, почему-то присутствовала «торговая война США с Китаем». Двух мнений быть не может. Если запуск «черного кота» между Москвой и Пекином раньше осуществлялся Западом спустя рукава, по инерции, а не императивно, то сейчас, после известного эпизода над Японским морем, поднявшим на уши сателлитов Вашингтона в АТР, разведение России и Китая превращается в настоящий императив.
Именно поэтому в «восьмерку» тащат только Россию, а никакого разговора о привлечении в нее Китая или Индии нет и не может идти, если, конечно, все без исключения участники этой истории не пляшут под «вувузелу» одного-единственного мирового центра. И не встроены в один-единственный проект будущего. Точнее, без будущего, ибо такой проект может предусматривать только одно — глобально-фашистскую «остановку истории», новый «тысячелетний рейх».
Возвращение в «большую семерку» с превращением ее обратно в «восьмерку» Москвой даже не должно рассматриваться. Если, конечно, мы не хотим в запале объединения с Вашингтоном против Пекина получить на самом деле их антироссийский альянс между собой. Так уже бывало, и кто забыл, того к внешней политике подпускать нельзя на пушечный выстрел!
И последнее, самое главное. Словесно поддерживая разговоры о «едином человечестве» и «одной лодке», в которой оно-де находится, ни на минуту, даже секунду, нельзя забывать о том, что «табачок врозь». И что лозунги глобализации, откуда бы они ни исходили, работают сегодня против национальных интересов России, которая в любом варианте такой глобализации неизбежно оказывается на ее очень далекой периферии. Невзирая ни на проблемы в экономике, ни на мощь вооруженных сил, позиции в любой глобализации определяются наличием/отсутствием своего проекта, адресуемого человечеству.
При выигрыше у других проектов он становится центром притяжения, при проигрыше всегда остается возможность, сохранив строй и порядок, отойти на исходные позиции и ощетиниться ракетами. Но бросаться в омут глобализации, такого проекта не имея, с потенциальными фронтами по всем постсоветским границам — это верх абсурда, граничащий с самоубийством.
Отсюда в центр внешней повестки, которая всегда как определялась, так и определяется внутренней политикой, становится «проклятый» идеологический вопрос, который в современном его состоянии «деидеологизации» на самом деле служит «фиговым листком», прикрывающим продолжение обанкротившегося либерализма. Которым в одинаковой мере руководствуются все прозападные элиты.
Даже если либерализму при этом отказывают в будущем, без отказа на деле, а не на словах, путем слома хребта постсоветской либеральной инерции, стряхнуть его с себя не получится. Потому что у либерализма нет собственного национального проекта, эта космополитическая идеология — придаток глобалистских олигархических интересов, отводящий России в рамках концепции трех «мировых блоков» роль сырьевой колонии. И те, кто в нашей стране ее продвигают, именно этого на самом деле и добиваются, причем вполне осмысленно. И четко представляют себе, на что, на какую ликвидационную перспективу для страны и народа они обменивают прошлое и настоящее, лишая нас всех будущего.
Комментарии читателей (0):