Зачем Азербайджану новая «историческая родина»

Этот очерк мы начнем с напоминания фактов, которые озвучил завсектором Администрации Президента Азербайджана Фуад Ахундов, когда выступил с сообщением о том, что ему удалось отыскать в архивах Санкт-Петербурга книгу историка Иосифа Абгаровича Орбели «Надписи Гандзасара и авоцптука». Ахундов рассказал, что эта книга, в которой были собраны 300 албанских надписей, была написана в 1919 году в Петрограде.

Надо полагать, что эта работа выполнялась в рамках Кавказской секции Комиссии по изучению племенного состава России, которой руководил Н.Я. Марр. Она была создана еще в апреле 1917 года и должна была на исторической основе готовить новую реформу по административно-территориальному устройству тогда уже демократической России. На кавказском направлении Комиссия исходила из устоявшихся тогда в научной мысли представлениях о Кавказе как о едином регионе, несмотря на фактор его «разноплеменности и разноязычности». Считалось, что при всей сложности этнической истории региона, включавшей массовые передвижения и даже переселения народов, процессы ассимиляции, интеграции, этнокультурного взаимодействия, народы Кавказа сохраняли близость и генетическую общность, сохранили способность к конвергентности этнокультурного развития. При этом этнографические проблемы рассматривались на фоне истории, археологии, фольклористики, а археологическое решение вопроса, как правило, подкреплялось данными этнографии и лингвистики.

Большевики работу Комиссии не упразднили, поскольку их устраивали ее прежние наработки. В то время было очевидно и то, что в условиях бушующей во многих регионах страны гражданской войны, возможности ученых для так называемых» полевых работ» были ограничены. Тем не менее Комиссия продолжала работать, используя научный инструментарий того времени, решала практические политические задачи: разработку основ административного деления страны, исходя из задач, поставленных новой властью, а также готовила этнографические карты отдельных регионов бывшей Российской империи, включая, конечно, и Кавказ. Так что готовившаяся работа Орбели по надписям, выявленным им во время посещения Гандзасарского монастыря в 1909 году, была ориентирована не на «чистую науку», а на решение определенных стратегических задач в Закавказье. Каких?

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 09.07.14   Карабах между Деникиным и Сталиным / Станислав Тарасов
• 05.07.14   Миллер в Талыше / Шахини Игбал Абилов
• 04.07.14   Рождение курдского геополитического проекта / Станислав Тарасов
• 02.07.14   Востоковеды в авангарде внешней политики и в обозе армии / Станислав Тарасов

С весны 1918 года в Закавказье существовали три, как тогда писали большевистские издания, буржуазные республики. В каждой из них у власти находились националистические партии: в Азербайджане — мусаватисты, в Армении — дашнаки, в Грузии — меньшевики. Эти молодые государства и оказавшиеся у власти новые политические силы не имели за плечами традиций государственного строительства, они руководствовались смутными идеями, базирующимися в основном на «критической переработке» достижений и представлений русской дореволюционной историографии в отношении народов региона. У грузин, армян и азербайджанцев господствовали мифологические суждения об «исторической справедливости», что объективно и неизбежно вело их к политическому противостоянию. А когда дело доходило до территориальных и приграничных проблем, то между ними возникали вооруженные конфликты. С этим ничего не могли поделать находившиеся с осени 1918 года до лета 1919 года в регионе англичане. Они создавали разного рода «нейтральные зоны» и «спорные территории», обещая присоединить эти «зоны» то к одной, то к другой республике. Такого рода «зона» была, например, создана в Лори. Она стала яблоком раздора между Грузией и Арменией. Из-за «нейтральной зоны», в которую намечалось включить Нахичевань и Шаруро-Даралагез, возникали столкновения между Арменией и Азербайджаном, включая и битвы вокруг права на контроль над Нагорным Карабахом.

В данной ситуации принципиальное значение приобретает выявление геополитической диспозиции, сложившейся в регионе к тому времени. Так командующий английскими оккупационными войсками генерал Томсон заявлял: «Великая война окончена полной победой Антанты. Я пришел как ее представитель сюда в Баку, в пределы России в ее границах до войны 1914 года, на русскую землю, на Кавказ, принадлежащий России от моря Каспийского и до Черного моря». Точно так же понимали государственную ситуацию на Кавказе и русские правительства А.И. Деникина и А.В. Колчака. Известна секретная инструкция, данная генералом Деникиным главному представителю Добровольческой армии в Закавказье генералу Баратову: «Все Закавказье в пределах границ до начала войны 1914 года должно быть рассматриваемо как неотделимая часть Российского Государства... Надлежит подготавливать почву для безболезненного воссоединения этих областей в одно целое с Россией под верховным управлением общероссийской государственной власти. Одновременно с тем, впредь до окончательного установления общегосударственной российской власти, допускается самостоятельное управление этих областей, ныне в них образовавшееся и существующее». Большевики же считали, что будущее закавказских государств связано только с их советизацией, и стремились установить «советскую республику» тоже в пределах границ Российской империи. В этом смысле их интересы совпадали с политикой англичан и белых генералов. Но существовала и принципиальная разница.

Государства Антанты первоначально объявили, что в оккупированных районах они будут готовить базу для непосредственного военного участия в подавлении большевистского режима в Москве. На этой основе они пытались объединить новоявленные независимые государства Закавказья. Однако, кроме как на далеком севере, в Архангельской губернии, нигде войска Антанты сами так и не вступили в непосредственное военное противоборство с большевиками. К тому же Антанта только de facto признала существовавшие на Кавказе национальные правительства Грузии, Азербайджана и Армении. Большевики действовали аналогично. Антанта считала, что этот вопрос должен рассматриваться на Парижской конференции стран-победителей в Первой мировой войне. Большевики, наоборот, делали ставку на «революционные перевороты» в странах Закавказья, с опорой на поддерживаемые ими революционные организации, действовавшие с тем или иным успехом, но в масштабах всего Закавказья.

Конечно, это вызывало отторжение и негодование со стороны лидеров тогдашних закавказских республик. Так, председатель правительства Грузии Ной Жордания 11 января 1919 года заявлял в парламенте, «что в пределах Грузии не будет выходить ни одна газета, будет ли она русская, армянская или другая, которая не будет решительно стоять на почве независимости Грузии». Объективно оценивая тогдашнюю ситуацию, необходимо признать, что у большевиков было больше возможностей для осуществления маневренной политики. Политическая карта их политических предпочтений находилась в прямой зависимости от отношения местных властей к большевистским организациям, на основе чего они выстраивали тактическую мозаику своих действий.

В апреле 1919 года верховный представитель союзных держав в Закавказье генерал Уокер предложил представителю Деникина генералу Эрдели следующий вариант решения кавказской проблемы: «Признание самостоятельности образовавшихся республик с полным отделением их от России или образование соединенного государства на Кавказе в отделении от России, либо в конфедерации с ней». В то же время англичане, с одной стороны, закрыли глаза на военную операцию Баку против Мугани (Ленкоранская республика - бывшее Талышское ханство - С.Т.), передали уезды Елизаветпольской губернии под юрисдикцию Азербайджана, с другой - стали активно поддерживать правительство дашнаков в Эривани. Они поддержали также назначение азербайджанским правительством в Карабахе генерал-губернатора доктор Хосров-бека Султанова. Тогда же по предложению союзного командования из Карабаха в Баку выехали члены армянского национального совета для переговоров. Как пишут сегодня азербайджанские историки, «в Карабахе среди армян царило общее мнение, что, поскольку они сражались против турок, а мусаватисты были фактически турецкими ставленниками, то со стороны победоносных союзников для армян последует соответствующая награда, а для Азербайджанской Республики — наказание». Но они не упоминают о том, что именно в тот момент в Азербайджане с секретным визитом побывал Иосиф Сталин ( факт не отраженный в его официальной биографии - С.Т.), который провел переговоры с тогдашним руководством Азербайджана. Речь шла о подготовке альянса между Баку и большевистской Москвой. Кстати, тогда Баку ставил, в частности, помимо других условий, требование об установлении своего полного контроля над Карабахом . Вот почему Орбели стал готовить публикацию по надписям Гандзасарского монастыря.

5 июня 1919 года был подготовлен доклад члена бюро Кавказского краевого и Бакинского комитетов большевистской партии Анастаса Микояна:

«Ни одно из правительств Закавказья не имеет тяготения к Советской России, и все правительства, кроме армянского, стоят за то, чтоб в Закавказье не было третьей империалистической силы. Армянское правительство, имея грандиозные планы расширения Армении и пользуясь сочувствием и поддержкой союзников и Деникина, всемерно поддерживает их, а с Деникиным находится в тайном военном союзе. У власти армянские кадеты и дашнаки. Умеренные эсеры и меньшевики считаются самыми левыми, большевиков и духа нет. Внутри страны анархия, господство вооруженных шаек, голодные смерти, эпидемии и к тому же организованное истребление мусульман, которое ежеминутно может вызвать объявление войны Азербайджаном. В Армении нет обостренных классовых противоречий, нет значительного пролетариата, и потому мало надежд на установление в ближайшем будущем Советской власти. В Азербайджане больше ненависти к правительству, больше классовой почвы для переворота. Во главе бакинского пролетариата стоит исключительно наша партия. С каждым днем усиливаются две мусульманские секции нашей партии - персидская «Адалят» и тюркская «Гуммет». Все же движение это еще не организовано. Мусульманские массы, стремясь к Советской власти, боятся, что она будет чуждая, русская. Для завоевания их доверия, устранения национальных препятствий и в целях успешности революционного движения Бакинская организация признала независимый Советский Азербайджан. Дашнаки дожидаются присоединения Карабаха к Армении. Само армянское крестьянство на пятом съезде решило признать и примкнуть к Советскому Азербайджану. Там мы усиливаем работу и надеемся иметь вооруженную силу и армян, и мусульман. По сведениям прибывших из Баку товарищей Орджоникидзе находится на Мугани».

5 июля 1919 года состоялся VI съезд представителей армянского населения Нагорного Карабаха для выяснения вопроса - подчиниться ли азербайджанской власти или нет. На съезде присутствовали представители бакинского земляческого союза карабахских армян с решающим голосом. Тифлисский земляческий союз карабахцев обратился к английскому командованию с просьбой присутствовать на съезде с правом решающего голоса. На съезд выехал член азербайджанского парламента Ш.Б.Рустамбеков как представитель правительства. Так что работа Орбели по проблемам Хаченского княжества вписывалась в геополитическую конъюнктуру. Позже он отказался печатать свою работу. Почему? К этому сюжету подробнее мы вернемся в дальнейшем.

Сейчас бросается в глаза одна особенность. Активизация азербайджанских историков в изучении проблем Кавказской Албании происходит в новой геополитической расстановке сил в Закавказье, но в целом схожей с прежней, в факторе существовании, как и в 1919 году, независимых государств Азербайджана, Армении и Грузии. Поэтому, чтобы избежать возможных упреков азербайджанских историков в том, что мы игнорируем поставленные ими проблемы в связи с упомянутой книгой - а точнее, ее гранками - Орбели, обозначим их главные позиции. В Баку указывают на то, что Орбели в тексте и на полях собственноручно указал на некоторые ошибки и поздние вставки, сделанные при копировании и переводе надписей Гандзасарского монастыря тремя исследователями до него: М. Бархударянцем, С. Джалалянцем и О. Шахатунянцем . Также утверждается, что в Гандзасаре по ходу реставрационных работ половина плит заменена на новые, «а некоторые старые плиты в надписях заменены на новые». Оставшиеся некоторые следы древности уничтожены в 2011 году, когда внешние стены Гандзасарского монастыря были облицованы новым каменным покрытием. Далее: при переводе надписей Гандзасара азербайджанские специалисты «обнаружили тюркизмы и даже целую надпись на тюркском языке». В частности, указывается на тюркское словосочетание надписи №12 в книге Орбели: hatir melikin torn(u)m eçin (в память от мелика для потомков). Главное, в чём обвиняют армянскую сторону: «она заинтересована в том, что не сохранилась главная и старейшая надпись Гандзасарского монастыря, которая говорит о кавказских албанах, создавших это архитектурное чудо».

В данном случае одна интрига нанизывается на другую. На наш взгляд, обозначенные сюжеты нуждаются в специальном совместном изучении азербайджанскими и армянскими специалистами. Мы же заметим, что и в храме Святой Софии в Стамбуле надписи на многих фресках выполнены на древнем арамейском языке. Идишем в Византии не пользовались. Да и был ли он тогда? Помимо этого, любопытно выглядит и тезис члена-корреспондента НАН Азербайджана, профессора Фариды Мамедовой, который она озвучила в интервью одному из азербайджанских информационных порталов: «Да, мы являемся потомками в том числе и кавказских албан, поскольку азербайджанский народ сложился из трех мощных основополагающих этнокультурных пластов: кавказоязычного, тюркоязычного и ираноязычного. Однако отмечу, что азербайджанский народ является не прямым потомком албан, их прямыми потомками являются удины, которые сохранили верность этническому самосознанию албан, религии, сохранили албанский язык, культуру, и в какие другие церкви их не зазывали, они не отказались от своей веры». Из этого следует, что Азербайджан подвергает ревизии устоявшуюся в историографии версию о своей национальной идентичности, занят поисками «новой исторической родины», считая себя чуть ли не правопреемником всего культурно-исторического наследия Кавказской Албании. Как считает Мамедова, «то ли в Гандзасаре, то ли в Карабахе где-то есть тайник, в котором спрятаны албанские рукописи, утварь и имущество албанских меликских родов», «до начала распада СССР и оккупации азербайджанских земель армянские священники все время что-то рыли и искали в арменизированных албанских храмах в Кельбаджаре и других местах Карабаха, а также и Ордубаде». Как говорят, приехали, впору писать детективный роман.

Но почему Орбели именно в 1919 году решил вспомнить о надписях Гандзасарского монастыря и стал готовить по этой теме свою публикацию, азербайджанские историки молчат. Как писал академик Д.С. Лихачев, который работая над темой обороны русских городов, он «быстро почувствовал свою включенность в трагическую современность», и с этого момента, по его словам, «узкотекстологические занятия древнерусскими летописями стала приобретать современное звучание». Судя по всему, такой же политико-психологический синдром переживал и Орбели.