Foreign Affairs: Трамп — не последний популист Америки

Условия, в которых Трамп пришёл к власти в США, никуда не делись
8 ноября 2020  15:10 Отправить по email
Печать

Спустя четыре ужасных, тревожных года многие американцы хотят верить, что США находятся на пороге чего-то нового. Бывший вице-президент Джо Байден смог с небольшим отрывом опередить действующего президента Дональда Трампа в ходе очень непростых президентских выборов, которые стали испытанием на устойчивость инструментов американской демократии.

Тем не менее после этого сложного электорального периода ни у кого не должно складываться излишнего оптимизма в отношении будущего страны. Автократический и популистский курс, по которому страна пошла во время правления Трампа, стал результатом глубоких политических и социальных противоречий, терзающих США, и граждане страны должны понять и устранить их, если они хотят предотвратить еще один захват страны подобными силами. Корни трампизма не начинаются и не заканчиваются Трампом или даже американской политикой — они тесно связаны с экономическими и политическими течениями, влияющими на большую часть мира, пишет Дарон Аджемоглу в статье, вышедшей 6 ноября в Foreign Affairs.

Плодородная почва

К 2016 году в США уже созрели условия для популистского движения, и на сегодняшний день мало что изменилось. За последние четыре десятилетия в стране сложилось огромное неравенство между высокообразованными гражданами и остальными, а также между капиталом и трудом. Это привело к тому, что на протяжении примерно 40 лет в стране средняя заработная плата оставалась неизменной, а реальные заработки многих групп, особенно мужчин с низким уровнем образования, резко упали. Например, мужчины, не получившие высшего образования, сегодня зарабатывают значительно меньше, чем представители этой социальной группы в 1970-е годы. Ни о каком серьезном обсуждении политических бедствий, постигших Соединенные Штаты, не может быть и речи без рассмотрения этих экономических тенденций, с которыми столкнулся американский средний класс и которые способствовали гневу и разочарованию среди некоторых избирателей, поддержавших впоследствии Трампа.

Определить коренные причины подобного неравенства, как оказывается, очень непросто. Появление новых «смещённых по квалификации» технологий, таких как компьютеры и искусственный интеллект, совпало с периодом исключительно низкого роста производительности, а аналитики не смогли убедительно объяснить, почему эти технологии приносят пользу владельцам капитала, а не рабочим. Другая часто упоминаемая причина — торговля с Китаем — явным образом способствует таким тенденциям, однако китайский импорт действительно резко вырос только после того, как неравенство уже получило обширные масштабы, а американское производство находилось в упадке.

Более того, в странах Европы, которые импортируют товары из Китая в таких же значительных объемах, подобного неравенства, как в США, не наблюдается. Дерегулирование и уничтожение профсоюзов в Соединенных Штатах также не могут объяснить исчезновение, например, клеркских должностей и рабочих мест в обрабатывающей промышленности, поскольку подобные процессы характерны практически для всех стран с развитой экономикой.

Независимо от причин его появления, экономическое неравенство стало источником культурной и политической нестабильности в Соединенных Штатах. Те, кому не удалось извлечь выгоду из экономического роста, разочаровались в политической системе. В тех областях, где импорт из Китая и автоматизация привели к потере американских рабочих мест, избиратели отвернулись от умеренных политиков и, как правило, голосовали за более радикальных.

Правильный внутриполитический курс смог бы поспособствовать началу решения проблемы экономического неравенства. В частности, более справедливое общество можно было бы создать с помощью более высокой федеральной минимальной заработной платы, более перераспределительной налоговой системы и более эффективной системы социальной защиты. Тем не менее одних таких мер недостаточно. США необходимо создать хорошие — высокооплачиваемые и стабильные — рабочие места для работников без высшего образования, и в стране совсем нет единого мнения о том, как это можно сделать.

Вместе с экономическим недовольством пришло недоверие к элитам вообще. Большая часть американской общественности и многие политики в настоящее время все чаще со все большей враждебностью относятся к выработке курса, основанного на экспертных данных. Больше нет доверие к американским институтам, включая судебную систему, Конгресс, Федеральную резервную службу и различные правоохранительные органы. Вину за этот антитехнократический сдвиг нельзя возложить только на Трампа или на межпартийные противоречия.

Практически полное неприятие научных фактов и компетентных, объективных политических решений среди многих избирателей Республиканской партии существовало и до появления Трампа и имеет параллели и в других странах — Бразилии, Филиппинах, Турции и многих других. Без более глубокого понимания причин такой подозрительности американские политики вряд ли смогут убедить миллионы людей в том, что более эффективный курс, разработанный экспертами, значительно улучшит их жизнь и повернет вспять десятилетия упадка. Без него политики также не могут надеяться положить конец недовольству, которое способствовало приходу Трампа к власти.

Ядовитые семена

Популистские движения процветают за счет неравенства и недовольства элитами. Однако сами по себе эти условия не объясняют, почему американские избиратели в 2016 году повернули направо, а не налево, в результате чего неравенство усиливалось, а очень богатые смогли нажиться за счет обычных людей. В Соединенных Штатах правое популистское движение было готово стать движущей силой недовольства обычных людей и сочетать эти обиды с позицией, которая была антиэлитарной, националистической и часто авторитарной.

Правый популизм возник в Соединенных Штатах не из-за ненормальной харизмы Трампа. И началось это не с увлечения средств массовой информации его возмутительными заявлениями, вмешательства России или социальных сетей. Напротив, правый популизм возродился как мощная политическая сила, по крайней мере, за два десятилетия до захвата Трампом Республиканской партии — достаточно вспомнить Патрика Бьюкенена. И у него есть аналоги во всем мире, не только в зрелых демократиях, страдающих от потери рабочих мест в обрабатывающей промышленности, но и в странах, которые получили экономические выгоды от глобализации, включая Бразилию, Венгрию, Индию, Филиппины, Польшу и Турцию.

То, что Республиканская партия отдаст себя такому движению — и Дональду Трампу как его знаменосцу — никогда не было вопросом предрешенным. Можно утверждать, что республиканцы поддержали Трампа, потому что он был готов выполнить их план: снизить налоги, бороться с регулированием и назначать консервативных судей.

Увы, это лишь малая часть проблемы. Популярность Трампа резко возросла благодаря позициям, диаметрально противоположным ортодоксальным республиканцам: ограничению торговли, увеличению расходов на инфраструктуру, помощи и вмешательству в деятельность производственных фирм, а также ослаблению международной роли страны. Можно также вспомнить о стремительном росте поляризации перед Трампом или упрекнуть роль больших денег в политике. Тем не менее эти факторы вряд ли объясняют тотальный отказ от многих ключевых принципов политики партии 150-летней давности. До 2016 года мало кто мог бы поверить, что Республиканская партия попытается закрыть глаза на вмешательство враждебного правительства в президентские выборы.

Глобальная работа

Трамп и трампизм — это американские явления, но они возникли в контексте, который, несомненно, является глобальным. При Борисе Джонсоне в Соединенном Королевстве Консервативная партия трансформируется аналогичным образом, хотя и более мягко, что и Республиканская партия. Французские правые отстали от «Национального собрания» (новое название крайне правого «Национального фронта»). А турецкие правые стали переделывать себя по образу «диктатора» Реджепа Тайипа Эрдогана. Вместе эти и другие примеры демонстрируют не только поляризацию, но и полное разрушение старого политического строя.

Как и почему произошло это разрушение, не очевидно. В первую очередь нужно искать ответ в основных, пересекающихся экономических тенденциях современной эпохи: глобализации и росте цифровых технологий и технологий автоматизации, которые вызвали быстрые социальные изменения в сочетании с неразделенными выгодами и экономическими потрясениями. Поскольку институты оказались неспособными или не хотели защищать тех, кто страдает от этих преобразований, они также разрушили общественное доверие к традиционным партиям и экспертам, заявляющим, что они понимают мир и стремятся его преобразовать, а также политикам, которые кажутся замешанными в самых разрушительных изменениях и в сговоре с теми, кто незаметно извлекли из них выгоду.

С этой точки зрения недостаточно осудить отказ от цивилизованного поведения или даже победить ядовитых популистов и авторитарных лидеров. Те, кто стремится укрепить демократические институты, должны создавать новые, которые могут лучше регулировать глобализацию и цифровые технологии, изменяя свое направление и правила, чтобы экономический рост, которому они способствуют, приносил пользу большему количеству людей (и, возможно, быстрее и качественнее в целом). Чтобы укрепить доверие к государственным учреждениям и экспертам, необходимо доказать, что они работают для людей и с людьми.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram или в Дзен.
Будьте всегда в курсе главных событий дня.

Комментарии читателей (0):

К этому материалу нет комментариев. Оставьте комментарий первым!
Нужно ли ужесточать в РФ миграционную политику?
Какой общественно-политический строй в России?
43% социалистический
Подписывайтесь на ИА REX
Войти в учетную запись
Войти через соцсеть