«Чех хабар?», «что нового?» - с этого вопроса к друзьям и знакомым миллионы иранцев начинают свой день. Главных новостей, разумеется, ждут из Вены, где сегодня решается вопрос о том, будут ли сняты санкции, введенные в отношении Тегерана в связи с его ядерной программой. Этот вопрос волнует в Иране каждого, но за публичными спорами о границах уступок Западу скрывается более глубокий пласт противоречий – спор о том, какой должна стать внешняя политика Тегерана «в шесть часов вечера после снятия санкций».
Еще в 2004 году Высший Совет национальной безопасности Ирана принял правила, существенно ограничивающие возможности публичного обсуждения аспектов ядерной программы, но когда введенные из-за нее санкции бьют по карману каждого жителя страны, уже два года каждый месяц отбирают у среднего иранца 150-200 долларов из 500 долларов ежемесячной зарплаты, сдержать обсуждение попросту невозможно, и первыми, кто нарушил эти правила, были сами иранские политические элиты.
Команда нынешнего президента Хасана Рухани и в ходе предвыборной кампании прошлого года, и после прихода к власти, «завязала» на снятие санкций практически все – от решения серьезных экономических проблем до выхода Ирана из международной изоляции. Именно снятие санкций стало приоритетом иранской внешней политики, и именно после их отмены команда Рухани обещала населению экономический подъем, который должен будет смягчить остроту нарастающих социально-экономических проблем.
Фактически, администрация Рухани поставила свою политическую судьбу и репутацию в зависимость от переговоров с «шестеркой», где главную роль играют Вашингтон и Брюссель. А для них критерием успешности в иранском вопросе являются отнюдь не некие соглашения по ядерной программе, военная составляющая которой – пропагандистский миф, один из поводов осуществления «переформатирования» огромного региона от Аравии до Пакистана. «Окончательным решением иранского вопроса» для Запада является смена внешнеполитической ориентации Тегерана – от последовательного противостояния Вашингтону и его союзникам в регионе, Эр-Рияду и Тель-Авиву, до совместных геополитических проектов, встраивания Тегерана в западную систему сдержек и противовесов на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Причем, подразумевается, что данная система в идеале никак не предусматривает активной роли в этих регионах России и Китая.
При таких конечных целях, которые особо и не скрываются, все, что команда Рухани ставит себе в заслугу: активизация переговоров с «шестеркой», пусть по большей части декларативное, но все же – «потепление» в отношениях с США и частичное ослабление режима санкций, для части политических элит Ирана, которых принято называть «консерваторами», приобретает совершенно иной смысл – сдача позиций, размывание принципов исламской революции, соглашательство с Западом.
Даже с учетом всех претензий консерваторов в отношении «иранского вектора» политики Москвы, союз с Россией и Китаем остается для них наиболее предпочтительным внешнеполитическим ориентиром. И в этом - существенное отличие консерваторов от влиятельной части команды Рухани, которая главной задачей видит нормализацию отношений в первую очередь - с Соединенными Штатами, а с остальными – только в контексте ирано-американской «разрядки». Границы уступок по ядерной программе и отношения с Россией – вот где ведется сегодня жаркая дискуссия между иранскими политическими элитами, и оттого, что эта дискуссия идет в лучших восточных традициях, иносказаниями и намеками, менее жесткой она не становится…
Ставка Рухани на «технократов и прагматиков» в правительстве - только добавила напряжения в спорах между консерваторами и реформаторами. Большинство этих «технократов», занявших высокие кабинеты в нынешней администрации, ориентированы на Запад, получили образование в Европе и США, идеи либерального рынка и монетаризма им более близки и понятны чем «экономика сопротивления», а западные компании, насчитывающие полувековую, а то и вековую историю своего присутствия в Иране – куда как ближе и предпочтительнее в качестве партнеров чем российский или китайский бизнес.
Собственно, с этого момента политические игры элит переросли уже в столкновение экономических интересов. За консерваторами стоит Корпус стражей исламской революции, ставший за тридцать пять лет существования Исламской республики, помимо прочего, огромной финансово-промышленную корпорацию. За консерваторами стоят иранские промышленники, для которых санкции – совсем даже не катастрофа, поскольку существенно сократили приток в страну дешевого импорта, стимулировали производство и развитие собственных технологий. И для КСИР, и для «производственников» предлагаемый «технократами и прагматиками» путь интеграции иранской экономики в экономику глобальную, зависимость от доллара, ВТО и прочие атрибуты западной экономической модели означают утрату командных позиций и превращение страны в очередной «сырьевой придаток».
Причем, взгляды консерваторов получают все более широкую поддержку среди иранцев, особенно – за пределами Тегерана. Если в первые месяцы после победы на выборах Рухани, население связывало свои социально-экономические надежды с деятельностью новой президентской команды, то сегодня оно настроено куда как более скептически.
Санкции не привели к коллапсу иранской экономики. Более того, разработанные при Махмуде Ахмадинежаде меры по обузданию инфляции и реформе социальных дотаций уже начали давать положительный результат. Но новая команда свернула все экономические программы предыдущего правительства, а предпринятая попытка провести реформу социальных субсидий по собственному образцу – закончилась провалом и ростом социальной напряженности.
Первые тревожные звонки для администрации Рухани прозвучали буквально через месяц после его избрания, когда в ответ на сокращение социальных программ и введение «режима экономии» по стране в июле 2013 года прокатилась волна забастовок на промышленных предприятиях – от сталелитейного завода «Фулад-е Загрос» в городе Фаррохшехр до сахароперерабатывающего предприятия «Хафт-Таппе» в иранской провинции Хузестан.
Команда Рухани попыталась возложить всю ответственность на своих предшественников, министры нового кабинета публично пожаловались на то, что им досталась пустая казна, а 600 миллиардов долларов, полученных в качестве доходов от экспорта энергоресурсов в период президентского срока Ахмадинежада были растрачены впустую. Но Ахмадинежад не стал отмалчиваться, а выступил с обращением к Рухани - провести публичную дискуссию по поводу того, сколько действительно средств было получено в бюджет и куда они были потрачены. Администрация нового президента от подобной дискуссии уклонилась, признав ее несвоевременной, и сосредоточилась на том, чтобы, пользуясь «потеплением» в отношениях с США и временным смягчением режима «калечащих санкций», обеспечить приток в страну западных инвестиций.
Одновременно с этим, администрации Рухани удалось добиться того, что вопросы переговоров по ядерной программе осенью 2013 года были переданы из ведения Высшего Совета национальной безопасности, контролируемого консерваторами, непосредственно в министерство иностранных дел, а главным переговорщиком стал Джавад Зариф – один из ключевых сотрудников новой президентской команды. Ответом консерваторов стала волна критики в отношении деятельности иранской делегации на переговорах, критики столь жесткой, что потребовалось вмешательство Верховного лидера, Рахбара Али Хаменеи, заявившего, что хотя он лично не испытывает иллюзий по поводу исхода переговоров и тех целей, которые ставит перед собою на этих переговорах Запад, но официальные лица, ведущие эти переговоры – действуют по его поручению, и обвинять их в предательстве – мягко говоря, неразумно.
События на Украине вызвали новый всплеск конфликта иранских элит. Сначала в либеральных иранских СМИ была развернута кампания в поддержку Украины, причем, она носила такой интенсивный характер, что министр юстиции был вынужден официально призвать СМИ к сдержанности в данном вопросе. В ответ - консерваторы выступили с требованием максимальной поддержки позиции России, а ряд офицеров КСИР предложил в качестве демонстрации данной поддержки провести силами иранским ВМС совместные с российским флотом учения на Черном море.
Затем последовало заявление Министерства нефти Ирана (всегда отличавшегося открыто прозападной ориентацией своих ведущих сотрудников) о том, что Иран готов, в случае снятие с него санкций, начать поставку природного газа в Европу в качестве альтернативы российскому экспорту. Данное заявление вызвало такой шквал критики, что было дезавуировано официальными лицами администрации Рухани.
Впрочем, перепалками в прессе дело не ограничивается. В своей предвыборной кампании Рухани неоднократно заявлял о намерении предоставить большую свободу в социальной и медийной сфере, и именно эти заявления принесли ему серьезное количество голосов иранской молодежи. Но реализацию данных обещаний консерваторам удалось успешно блокировать через подконтрольные им судебные органы, которые из месяца в месяц увеличиваю количество возбужденных дел против пользователей социальных сетей.
Жесткая, хотя и непубличная дискуссия иранских политических элит о будущих ориентирах внешней политики, ставит нынешнего иранского президента Хасана Рухани в сложное положение. Его команда практически все поставила на нормализацию отношений с США и, как следствие, снятие санкций. Но как только иранское общество ощутит, что эта нормализация достигается путем односторонних уступок и сменой внешнеполитической ориентации – на политической карьере Рухани и всей его команды можно будет ставить жирный полумесяц.
Удастся ли Хасану Рухани, которого еще одиннадцать лет назад назвали «шейхом дипломатии», найти компромисс между пророссийскими симпатиями «консерваторов» и готовностью «реформаторов» к самому широкому диалогу с Вашингтоном? Пожалуй, сегодня этот вопрос выглядит не менее интригующим, чем возможные итоги переговоров в Вене.
Игорь Панкратенко, специально для ИА REX
Комментарии читателей (0):