Август 1939 года. Накануне больших событий.

20 января 2025  08:55 Отправить по email
Печать

17 августа Молотов принял Шуленбурга. Посол зачитал ему «Памятную записку», присланную из Берлина. В ней говорилось о том, что Германия предлагает заключить соглашение с СССР и определить срок ненападения в 25 лет, сотрудничество двух стран может иметь самый широкий характер. Не скрывался и тот факт, что, учитывая «польские провокации», Германия хотела бы достигнуть соглашения быстрее. Риббентроп был готов прибыть в Москву, начиная с 18 августа. Шуленбург высказался даже более энергично: «Германия не намерена терпеть польских провокаций». На вопрос главы Советского правительства, готова ли Германия учесть интересы СССР на Балтике, ответа не последовало — Шуленбург явно не был еще уполномочен начинать переговоры — он должен был обеспечить их начало и приезд Риббентропа.

После этого оставалось только одно — уточнить программу будущего соглашения и подготовить визит главы МИД Германии. 19 августа Шуленбург и Молотов начали обсуждать условия будущего договора о ненападении. На этот раз посол пришел подготовленным, он имел санкцию Гитлера, о чем и известил собеседника. Шуленбург предупредил — надо торопится: «При нормальных условиях эти вопросы (поднятые при встрече 17 августа — А.О.) могли бы быть урегулированы обычным дипломатическим путем, но положение в данное время необычное и, по мнению Риббентропа, необходимы скорые методы урегулирования вопросов. В Берлине опасаются конфликта между Германией и Польшей. Дальнейшие события не зависят от Германии. Положение настолько обострилось, что достаточно небольшого инцидента для того, чтобы возникли серьезные последствия. Риббентроп думает, что еще до возникновения конфликта необходимо выяснить взаимоотношения между СССР и Германией, т.к. во время конфликта это сделать будет трудно».

Молотов предложил составить проект договора, в котором было бы отмечено согласие Германии и СССР на ненападение и неучастие во враждебных коалициях, вдобавок советская сторона также определяла в 25 лет срок действия всего соглашения. Шуленбург не возражал. Нарком вручил подготовленный заранее текст проекта послу. А в Польше близкая к МИД газета «Echo de Varsovie» в этот день выступила с заявлением о новой судьбе старого договора с Румынией, который теперь «эвентуально действителен и против Германии» (разумеется, Бухарест ничего не знал об этих оригинальных изменениях). Также газета оценивала требования Москвы как нежелательные, а предложения — как те, о которых не просили. По утверждению «Echo de Varsovie», в случае необходимости Польша доведет численность своей армии до 4,5 млн. чел. и, ясное дело, справится с германской угрозой самостоятельно. К этому моменту в военном отношении почти все было решено, как в Европе, так и на Дальнем Востоке.

На последнем этапе подготовки к наступлению против японцев у советского командования возник план более глубокого охвата группировки противника, за счет обхода его по территории Маньчжурии. Сталин категорически запретил делать это: «Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну. Надо сломить японцам хребет на реке Цаган». Противник тем временем готовился основательно расположиться на занятой монгольской территории. 4 августа была сформирована новая 6-я армия. 17 августа её командующий ген.-л. Огису Рюхей отдал приказ о строительстве зимних казарм и рекогносцировке позиций РККА на восточном берегу Халхин-Гола. Выполнить это распоряжение его подчиненным не удалось. Во всяком случае, полностью.

6 августа была торжественно отмечена годовщина окончания боев на Хасане. Центральная пресса СССР призывала к единству и бдительности для будущей победы. Страну готовили к новостям о решающих событиях. В ночь с 19 на 20 августа советско-монгольские войска на Халхин-Голе скрытно вышли на исходные позиции. Действия по маскировке были успешными — японцы не заметили концентрации сил. Для подготовки наступления было собрано 208 орудий (в конце июля их было 132), большая часть которых была представлена тяжелыми — 107, 122 и 152-мм. гаубицами и пушками. Утром 20 августа под прикрытием 100 истребителей 150 советских бомбардировщиков нанесли удар по японским позициям; вслед за этим 2 часа 45 минут окопы противника утюжила артиллерия; по завершении артподготовки был нанесен еще один бомбовый удар и началось наступление пехоты и танков. Удары советской авиации и артиллерии были столь массивными и впечатляющими, что противник даже не пытался оказывать сопротивление. Ответного огня с земли не было, как и японских истребителей в воздухе.

Наблюдавший обстрел военный корреспондент Константин Симонов вспоминал о том, как выглядели японские позиции: «Это было похоже на извержение, особенно, если смотреть в бинокль». Японский солдат проявил себя, как всегда, достойным, храбрым и упорным противником. Ему пришлось сражаться в исключительно тяжелых условиях. «Наших самолетов еще не видно, — записал в 06:50 20 августа в свой дневник один из оборонявшихся. — Темная туча артиллерийских снарядов падает вблизи и вдали от нас. Становится жутко». На этом этапе боев советское командование предложило нанести бомбо-штурмовой удар по японским аэродромам в глубине маньчжурской территории, но Москва категорически запретила делать и это. 21 и 22 августа шли упорные бои, но в конце концов наши войска обошли японцев с флангов. 23 августа был отдан приказ о ликвидации противника на территории МНР. Штаб Квантунской армии тем временем издавал приказы, сообщавшие об успешном контрнаступлении японо-маньчжурских войск против вторгшейся на территорию Маньчжоу-го Красной армии. 26 августа основные силы японцев были окружены. Их немедленно начала активно добивать артиллерия. 27 августа в связи с ликвидацией вторгшейся группировки врага советские и монгольские войска получили новый приказ: «Не допускать проникновения противника на территорию МНР и в случае проникновения в ее пределы — уничтожить».

Тем временем переговоры в Москве затягивались, преследования немцев в Польше нарастали, а вместе с ними нарастала и напряженность в германо-польских отношениях. По более поздней оценке британского посла в Германии, только неопределенность в отношении к России сдерживала Гитлера в августе 1939 г. Англо-французская дипломатия пыталась склонить Польшу к сотрудничеству с СССР. Уже 15 августа Военное министерство Франции поставило военного агента в Польше в известность о деталях переговоров в Москве для того, чтобы ввести польский Генеральный штаб в курс дела, но при этом воздержалось от отправки в Варшаву специальной миссии. Позже к усилиям французских военных подключился и МИД. Уже 16 августа в докладной записке на имя главы правительства, Бонне отметил, что необходимо было предварить предоставление гарантий Польше ее согласием на принятие советской помощи и нужно сделать все возможное, чтобы «поляки поняли сейчас, пока еще не слишком поздно, необходимость занятия менее отрицательной позиции».

17 августа Думенк вновь обратился в Париж с напоминанием о позиции, занятой советской делегацией — Москва настоятельно требовала решения вопроса о Польше и Румынии и явно опасалась потери времени в случае начала германской агрессии. «Нет сомнения в том, что СССР желает заключить пакт, — писал генерал, — и что он не хочет, чтобы мы представили ему документ, не имеющий конкретного значения; маршал Ворошилов утверждал, что все эти вопросы о помощи, тылах, коммуникациях и т.п.… могут быть обсуждены без каких-либо трудностей, как только вопрос, который они называют «кардинальным вопросом», будет разрешен… Атмосфера всегда была очень сердечной, советский прием — превосходным».

Между тем перспективы для Польши становились все больше ясными. 18 августа генерал Роатта, который был в это время военным атташе Италии в Германии, доложил в Рим: в ближайшее время немцы нанесут удар по Польше. Опасений по отношению к возможным действиям со стороны Запада, докладывал итальянский генерал, немцы не испытывают. Их удары будут представлять из себя комбинацию действий танков, авиации и моторизованных частей при налаженном взаимодействии воздушных и сухопутных сил. Младшие офицеры вермахта считали, что война закончится за 2-3 дня, средние и старшие – за 10 дней, генералы – за 2-3 недели. Информация была весьма точной, прогнозы – верные. Дислокация и состояние польских вооруженных сил, по сути дела, обрекала их на поражение еще до того, как прозвучали первые выстрелы. Свой вклад в победу немцев внесла и польская дипломатия.

17 августа французский посол в СССР Поль-Эмиль Наггиар обратился к своему коллеге в Польше Леону Ноэлю с телеграммой. Это был результат консультаций с Думенком: «Самое меньшее, что нам следовало бы добиться от поляков, заключается в том, чтобы они не занимали позиции, которая спровоцировала бы разрыв наших переговоров с русскими». Посол и военный атташе в Польше должны были приложить усилия для того, чтобы объяснить необходимость создания общей программы действий. Наггиар предупреждал: «Если поляки не пойдут на это минимальное предложение, то они сорвут наше соглашение с русскими, что сразу привело бы к таким последствиям, всю серьезность которых как для них, так и для нас, являющихся их гарантами, они могут себе представить». Но представить себе это польские политики явно не могли.

18 августа Бонне также начал информировать польского посла о ходе переговоров, а тот, соответственно, извещал об этом Варшаву. Активно действовали и англичане. 19 августа Дирксен направил в Берлин доклад, в котором предупреждал — цепь внешнеполитических поражений Лондона на Дальнем Востоке, в Африке и Европе привела к тому, что Великобритания теряет свой авторитет на международной арене. После оккупации Чехословакии произошел важный поворот и старая политика Чемберлена стала невозможной. Нет оснований считать, предупреждал Дирксен, что Англия останется вне германо-польского конфликта. Вечером 19 августа британский посол Говард Кеннард встретился с Беком и попытался объяснить ему положение. Последовал категорический ответ — Польша является суверенной страной, и её правительство не допустит ни германских, ни советских войск на своей территории. Неудачей окончилась и предпринятая в этот день трехчасовая попытка британского и французского военных атташе объяснить генералу Стахевичу необходимость соглашения с СССР.

На следующий день Бек с явной гордостью известил польских представителей о том, что на просьбы прислушаться к предложению Москвы о пропуске войск к Восточной Пруссии в случае войны он ответил категорическим отказом. Министр обещал, что никакого соглашения не будет и Варшава не потерпит, чтобы такие вопросы решались бы за неё. Галифакс не терял надежды. 20 августа он поручил Кеннарду в Польше в очередной раз объяснить Беку, что отказ ставит под вопрос соглашение с СССР, что московские переговоры отложены на время, а если они провалятся, то «я убежден, что такая неудача воодушевит Гитлера начать войну, в которой Польша будет нести главную тяжесть первого нападения». Утром 21 августа Даладье пригласил посла Польши во Франции Юлиуша Лукасевича и предложил ему рассмотреть возможность перехода советских войск по Виленскому коридору к Восточной Пруссии под наблюдением или даже под контролем франко-британской комиссии. Лондон в тот же день поддержал это предложение. Французы и англичане готовы были использовать на переговорах с СССР молчание Варшавы, как согласие и таким образом склонить Москву на уступки. 21 августа англо-франко-советские переговоры в Москве возобновились. Только в этот день Дракс смог продемонстрировать полученный из Лондона документ с подтверждением его полномочий на ведение переговоров, заверенный Галифаксом. После этого стороны обменялись заявлениями.

Первым был Дракс: «Английская и французская миссии были приглашены в СССР для выработки военной конвенции. Советская миссия поставила перед ними сложные и важные политические вопросы, которые могут быть разрешены только правительствами. Отсюда — нежелательная для всех участников отсрочка, ответственность за которую они не могут принять на себя. В заключение адм[ирал] Дракс предлагает не делать никаких заявлений в прессу о перерыве работы совещания на неопределенный срок во избежание нежелательных последствий». В ответ последовало заявление: «Советская миссия отмечает, что миссии Англии и Франции были командированы их правительствами для выработки военной конвенции, неразрывно связанной с заключением политического пакта. Советская миссия снова подчеркивает, что пропуск Вооруженных Сил СССР через территории Польши и Румынии является военной аксиомой, и если французы и англичане превращают этот вопрос в большую проблему, требующую длительного изучения, то есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному военному сотрудничеству с СССР. Вот почему ответственность за перерыв переговоров целиком падает на французскую и английскую сторону». К этому времени Советское правительство уже сделало свой выбор.

Первым очевидным успехом нового курса стало торгово-кредитное советско-германское соглашение. Его подписали в Берлине заместитель полпреда СССР в Германии Е.И. Бабарин и Шнурре. Германия предоставляла Советскому Союзу кредит на 200 млн. марок сроком на 7 лет под 5% годовых. Со своей стороны Москва обязалась за 7 лет поставить в Германию товаров на сумму в 180 млн. марок. Германский заем использовался для покупки немецких технологий, станков и т.п. Это был прорыв. В список товаров, поставляемых германскими фирмами за счет кредита, входили разного рода станки, железнодорожное оборудование, прессы, ковочные молоты свыше 5 тонн, машинное оборудование, мостовые, кузнечные, поворотные, плавучие краны, прокатные станы, компрессоры, оборудование для производства жидкого горючего из угля, для получения азота, различное электрооборудование, оптические, контрольные и измерительные приборы, некоторые предметы вооружения и т.п. Те же товары должны были поставляться и за счет сумм, получаемых от текущей выручки советского импорта в Германию. Советский Союз в основном поставлял продукцию лесного хозяйства (74 млн. марок), сельского хозяйства (более всего: кормовые хлеба на 22 млн. марок, хлопок-сырец на 12,3 млн. марок, жмыхи на 8,4 млн. марок), пушнину (на 5,6 млн. марок), фосфаты на 13 млн. марок, смазочные масла (на 5,3 млн. марок), бензин (на 1,2 млн. марок) и т.п. Фактически это был обмен стратегически важных технологий на сырье.

Сообщение ТАСС о соглашении завершалось весьма примечательными словами: «Можно ожидать, что новое советско-германское торговое соглашение существенно улучшит экономические отношения между обеими странами и будет серьезно содействовать улучшению товарооборота между ними». Торговое соглашение, как гласила передовица «Правды», должно было разрядить напряженную атмосферу, которая установилась между Германией и СССР. На очереди были политические отношения. 20 августа Берлин известил Москву о том, что если в СССР приедет Риббентроп, то он сможет подписать соглашение о разделе интересов двух стран в Прибалтике.

Олег Айрапетов

Подписывайтесь на наш канал в Telegram или в Дзен.
Будьте всегда в курсе главных событий дня.

Комментарии читателей (0):

К этому материалу нет комментариев. Оставьте комментарий первым!
Будет ли до весны принято соглашение о приостановке боевых действий на Украине?
Стоит ли ожидать массовых акций протеста в США после инаугурации Дональда Трампа?
74.2% Нет
Подписывайтесь на ИА REX
Войти в учетную запись
Войти через соцсеть